Я достал сотовый и набрал службу спасения. Занято… Как такое может быть, у них же многоканальный номер? Попробовал набрать прямой номер полиции – не снимают трубку, хотя звонок проходит. Так, пробуем дальше. Я один за одним набирал номера из телефонного списка, уже наугад, но опять никто не отвечает.
Непонятно, но временно и больше для собственного успокоения буду считать, что у меня что-то не в порядке с телефоном. Попробую позвонить позднее, а пока мне надо ещё кое-что проверить. Одно своё нехорошее предчувствие.
На низком столике перед креслом лежал телевизионный пульт. Я, косясь на труп, всё же как-то неуютно находиться в одной комнате с мёртвым человеком, поднял его и включил телевизор. Первый попавшийся канал не работает, по экрану бежала рябь из помех. На втором висит сетка тест-таблицы. В общем, тоже мимо.
Следующий канал, судя по логотипу в углу – федеральный. Так, тут уже что-то интереснее. Во весь экран висит текстовое сообщение о введении чрезвычайного положения и просьбе оставаться дома.
На следующем канале я поймал кусок видео-сообщения, которое тусклым голосом передавала диктор, немолодая женщина в помятом сером костюме, с тёмными кругами под глазами:
«… и откуда появилось. Данных о том, как долго может продолжаться это… состояние у меня пока нет – ни один из наблюдаемых в сознание не приходил, – женщина замолчала, потом обхватила лицо узкими ладонями, несколько раз глубоко вздохнула и продолжила, – я осталась в студии одна, сейчас поеду домой и советую всем, кто меня слышит, сделать то же самое – бросать всё и ехать к своим семьям. Да хранит вас Господь!»
Дрожащими руками женщина сняла микрофон, бросила его на стол перед собой, резко встала и ушла из кадра. А камера продолжала смотреть на вращающее пустое кресло и стену с логотипом канала за ним. Я подождал ещё несколько минут, на экране ничего не менялось и выключил телевизор.
«Ёшки матрёшки, напугали до чёртиков. Что происходит-то?»
Понятнее мне не стало. Разве что, начало появляться и крепнуть ощущение, что происходит что-то неладное в самых глобальных масштабах. Такое, чего мир ещё не знал.
В расстроенных чувствах я вернулся на кухню. Гена уже накрыл на стол и ждал меня, со смаком дымя сигаретой из пачки, найденной где-то в доме. Ну, хотя бы одной проблемой у человека стало меньше.
Завтрак действительно был приготовлен хозяйкой, оставалось только слегка подогреть ароматную кашу и разложить по тарелкам. Пока мы ели, я бегло пересказал Гене про то, что увидел по телевизору. Выводов старался не делать, но мужчина мрачнел с каждым моим словом всё больше и больше.
Позавтракав, я предложил:
– Гена, слушая, вот чего думаю… может проверим остальные дома? Возможно там кто-то ещё остался. Заодно составим полную картину о происходящем. Что скажешь?
– Не вопрос. Тока это… похаваю и сразу идём? – ответил Геннадий, щедро накладывая вторую порцию в глубокую тарелку.
…
В других домах наблюдалась похожая картина, но никого в сознании мы больше не встретили. В итоге, из двадцати трёх соседей по деревни, девять человек – все без исключения пожилые люди, оказали мертвы. Остальные жители, кроме моего нового знакомого, находились в бессознательном состоянии, очень похожем на состояние комы и привести в чувство нам никого не удалось.
Мы несколько часов растаскивали людей по креслам и диванам, в надежде, что они скоро всё-таки смогут прийти в себя. Последним извлекли из кабины водителя грузовика и на машине Гены перевезли его в ближайший к выезду из деревни дом.
Потом мы с Геннадием ещё долго сидели на его прокуренной кухне, пили чай, хрустели сухарями, да разговаривали за жизнь. Старенький радиоприёмник на столе потрескивал помехами, почти не давая полезной информации и вынуждая нас высказывать собственные версии о том, что это может быть за напасть и как события могут развиваться дальше.
Информация, услышанная нами по радио, действительно, не сильно помогла продвинуться в понимании, с чем мы столкнулись. Скорее окончательно запутала. Один из каналов дурным голосом фанатика вещал о каре божией и приходе судного дня. На другом диктор, монотонно бубня и запинаясь через слово, призывал население к спокойствию, уверяя, что правительство обязательно нам поможет, нужно только этой помощи дождаться. На третьем играла классическая музыка, добавляя ещё больше мрачной жути в происходящее. Остальные каналы вовсе не работали, выдавая в эфир нестройный шум помех.
Автолавка не приехала, и Геннадий надавал мне целый пакет продуктов, щедро распорядившись собственными запасами. Вечерело и я засобирался домой. Похоже, наступали не самые простые времена, которые лучше всего встретить в родных стенах, которые, как это хотелось думать, являются неприступной крепостью.
Мы с Геной договорились поддерживать связь по телефону, условившись созвониться завтра с утра. Мобильная связь работала, я для проверки дозвонился на трубку Геннадия с первого раза. Но при попытке набрать другие номера из записной книжки, я получал в динамике только разочарованные гудки дозвона.
На прощание мы пожали друг другу руки, и я, не удержавшись, хлопнул мужчину по могучему плечу, мол «держись давай». Понимаю, как ему сейчас не просто, но больше помочь тоже ничем не могу. Обязательно приеду завтра ещё раз, с утра, чтобы узнать, как тут дела.
Начался дождь, и я успел изрядно промокнуть, пока добирался до оставленной на окраине деревни машины. Забравшись в салон, прогрел двигатель, чуток пообсох и через несколько минут уже гнал автомобиль в сторону дома.
…
Я напряжённо всматривался в покрытое разводами от разбушевавшейся водной стихии лобовое стекло. Свет фар изо всех сил старался разогнать вечернюю мглу, но трассу было видно с трудом – за несколько минут дождь успел усилиться до ливня, мутной пеленой закрывая вид на дорогу. Автомобиль уже спустился с холма, осталось метров двести до поворота, как на дороге перед ним возник тёмный, широкий силуэт.
От неожиданности я резко ударил по тормозам, автомобиль повело по скользкому асфальту по инерции протащив на неожиданное препятствие. Удар был сильный – я успел разогнать тяжёлый внедорожник почти до восьмидесяти. Подушки безопасности не сработали, и я больно приложился лицом о руль, рассадив нижнюю губу в кровь.
Лосю, а я был уверен, что это именно неудачливое парнокопытное забрело из ближайшего леса на автомобильную трассу, тоже не сильно повезло. Бедную животину отбросило на обочину, прямиком в придорожные кусты.
«Ёшки-матрёшки… Лоси низко летают. Видать, к дождю…»
Надо выйти, проверить машину, а заодно и сохатую жертву автокатастрофы. Немного успокоившись и уняв предательский тремор в руках, я включил свет в салоне и посмотрел в зеркало заднего вида – губа припухла, но ссадина небольшая и почти не кровоточит. Обтерев лицо салфеткой, я выбрался из автомобиля, прихватив с собой фонарик и глубоко натянув на голову капюшон. Погода совсем не располагала к прогулкам и лазить по промокшим насквозь кустам под ледяным апрельским дождём я долго не рассчитывал, ещё не хватало простуду подхватить. Учитывая безумные события дня, я собирался по-быстрому проверить сбитое мною животное, заодно посмотрев, не сильно ли пострадал чужой автомобиль.
Так… Бампер расколот, а правое крыло основательно вмято внутрь так, что почти задевает колесо. Стекло фары в трещинах, хотя сама лампа исправно пока светит. Больше повреждений не заметно, но кто его знает, что там внутри под металлом корпуса. Ладно, сегодня уже не до этого, а вот завтра при свете дня обязательно осмотрю машину внимательнее.