Князь резко втянул воздух и крикнул в раздражении:
– Да… Входите.
В кабинет с совершенно прямой спиной вошла графиня Валевская.
– Ваша светлость.
Князь почувствовал, как кабинет наполняет злосчастный лимонный запах.
– Прошу, проходите, графиня. Присаживайтесь.
Князь отодвинул стул для графини и помог ей устроиться. При этом он старался не дышать.
– Я хотел обсудить с вами… Рассказать вам о правилах пребывания в моем поместье.
Мари кивнула в знак согласия, и князь занял своё место напротив.
– Надеюсь, для вас очевидно, что сказанное мной Кити первоочередное, – продолжил князь. – Ваше мнение и ваши взгляды в отношении Кити с моими взглядами на её воспитание абсолютно схожи. Даже малейшего протеста или несогласия на свой счёт я не потерплю. Это ясно?
– Абсолютно.
– Чудесно. Далее… Я понимаю, что у вас и по сей день траур, но тем не менее… Бал, выезд в оперу, театр…
Князь пробежался взглядом по одеждам Мари с нескрываемым отвращением.
– Что вы имеете в виду, уважаемый князь? Нарядиться во что-нибудь… что-нибудь розовое? – не удержалась Мари, но быстро поняла свою оплошность: – Простите.
Князь коротко кивнул в знак одобрения и продолжил:
– Важный момент нашей договорённости, графиня. Сдержанность. Не чёрный цвет и не серый. Это ясно?
– Ясно, ваша светлость
– Что касается первого выезда, то он состоится завтра.
– Завтра?! – почти взвизгнула Мари.
– Вас что-то смущает, графиня?
– Ровным счётом ничего, – почти шепотом пробормотала Мари.
– Прекрасно. Завтрашним вечером, без четверти шесть, я буду ожидать вас и Кити в холле.
– Могу я поинтересоваться, что это будет?
– Завтра в Имперском театре поёт «Соловей». Мы будем его слушать.
Мари ровным счётом совершенно не представляла, кто этот Соловей и что означает торжество в словах князя, но с выразительным восхищением изрекла:
– Прелестно.
– И ещё один нюанс… – Князь из стола достал вексельную книжку и, обмакнув перо в чернильницу, чётким движением начал заполнять вексель.
– Вы будете исправно получать жалование, я всё прекрасно понимаю, опустим комментарии на этот счёт…
Закончив, князь протянул вексель Мари.
– Думаю, мы договорились.
И конечно же, это было неприлично, но, не удержавшись, Мари заглянула в вексель и уже не смогла оторвать от него глаз. Мари приняла из рук князя вексель и поспешно выпалила:
– Ооо, конечно, ваша светлость.
Мари встретилась с испытующим взглядом князя и поняла свою ошибку. Князь отвёл взгляд, делая вид, что ничего не понял на ее счёт. И что ему совершенно нет никакого дела до её финансового положения.
– Я могу идти? – вставая, произнесла Мари.
– Доброй ночи, графиня.
– Доброй ночи, ваша светлость.
Мари сделала реверанс и быстро вышла из кабинета, позабыв о своей тяжести передвижения дамы в возрасте.
И от пытливого взгляда князя этот момент не ускользнул.
***
Покинув кабинет князя, Мари со вздохом облегчения спиной прислонилась к закрытым дверям кабинета. Она ещё раз взглянула на вексель, не веря в своё везение. Эта сумма была способна решить половину проблем и бед, нависших над Мари и её семьёй.
Услышав голоса с улицы, Мари спрятала вексель в рукав своего платья и прошла к выходу особняка. Она увидела, как управляющий Гордей что-то наказывает вознице и передаёт ему пачку писем. Тому самому вознице, что утром привёз Мари в поместье.
Мари со всех ног бросилась в свою спальню по широкой лестнице. Уже по пути она отругала себя за поспешность и необдуманность действий. Ей нужно было во что бы то ни стало отправить письмо, которое она начала ещё утром и не успела докончить. Так князь вызвал её к обеду. А теперь ещё у неё имелся вексель, она должна была успеть.
Мари, ворвавшись в комнату, на ходу стянула с себя безвкусную шляпку, откинула трость и, усаживаясь за стол, сняла пенсне. Мари нашла своё письмо и поспешно вписала ещё пару строк:
«Мне удалось! Я компаньонка у Ольденбургских. Этой суммы должно хватить, чтобы закрыть половину… Я безумно скучаю.
Нет времени писать… сейчас уходит почтовый дилижанс. Целую нежно мою любовь. Будет время, напишу. Мари Валевская».
Мари суетливо вложила в конверт вексель князя и быстро растопила печать. Дрожащими руками она скрепила письмо и выбежала из комнаты.
Промчавшись по лестнице, Мари распахнула парадные двери и выбежала на улицу.
Её разочарованию не было предела, когда перед глазами уже вдали предстал почтовый дилижанс. Мари в отчаянии топнула каблучком своих башмаков о кафель.
– Уехал! Как уехал?!
Мари так расстроилась, что не заметила рядом с собой стоящего управляющего, Гордея. Бурная реакция Мари вызвала негодование управляющего.
– Я могу чем-то помочь, ваше благородие?
В этот момент до Мари дошёл весь ужас происходящего. Удивленный вид управляющего говорил сам за себя.
Мари в ту же секунду, сообразив, схватилась за больную ногу. И, понизив голос, залилась слезами сожаления.
– Я хотела отправить почту…
Такой поворот событий привёл управляющего в еще большее удивление.
– Не расстраивайтесь, я всё улажу, – сбиваясь, начал успокаивать управляющий. – Возница доберётся до постоялого двора, там переночует и лишь поутру отправится в город. К тому времени я отправлю с вашим письмом нашего кучера.
– Ох, я вам буду крайне признательна! Благодарю вас, – уже успокоившись, ответила Мари и передала драгоценное письмо управляющему.
– Не стоит благодарностей, ваше благородие.
Управляющий Гордей принял письмо и склонился в поклоне.
– Доброй ночи, – произнесла дрожащим голосом Мари и, прихрамывая, направилась в особняк.
Гордей проводил её сочувственным взглядом и поспешил открыть двери перед графиней.
– Доброй ночи, ваше благородие.
Как только управляющий закрыл двери за Мари, его лицо переменилось. Он задумчиво взглянул на письмо, скреплённое печатью. Управляющий сделал пару шагов от дверей, и печать на письме надломилась под его пальцами.
– Ой!
Управляющий проворно развернул письмо и пробежался взглядом по красиво выведенным буквам. Гордей повторил вслух запомнившиеся ему слова.
– …Безумно скучаю… целую нежно мою любовь.
Управляющий поднёс к носу вексель, и сумма, выписанная князем, его неприятно удивила. Гордей сложил вексель и письмо и спрятал во внутренний карман своего камзола.
***
Следующим утром радостный вскрик Кити раздался из кабинета князя и звонким эхом пролетел по особняку. Вслед за этим всплеском радости из кабинета отца вылетела и сама Кити. Преодолев в три прыжка нижнюю лестницу, Кити очутилась в кухне.
– Я сегодня еду в театр!!! – выпалила юная княжна.
Вся происходящая в кухне работа приостановилась.
Кухарка Неёла Ануфриевна едва успела отереть руки о фартук, как Кити кинулась к ней в объятия.
– Я услышу «Титулованного соловья»!!! Няня! Няня моя, наконец-то… А что графиня? Она знает? Она проснулась?
Подарив воздушный поцелуй конюху, Кити вихрем удаляется с кухни, оставив всех присутствующих в недоумении.
Спустя мгновение кухарка, опомнившись: – Бог мой, моя крошка! Мой ангел! Спаси и сохрани…
Неёла Ануфриевна трижды осенила себя крестом и поклонилась святому духу, чем вызвала недобрый смех конюха.
Кухарка, всхлипывая от накатившихся слёз, бормоча, продолжает заниматься завтраком для господ: – Спаси и сохрани, Господь…
– Что ей? Лошадь подарили, что ли? – так же громко хохоча, пробасил конюх.
– Тьфу ты, черт! – шикнула на него кухарка.
Старший конюх расхохотался во все свои легкие.
***
Утро Мари выдалось спокойным и безмятежным. Давно ей не выпадало такое утро. Она довольно поздно проснулась и какое-то время, лёжа в кровати, читала любимые сонеты. Потом горничная Лизи оставила у дверей Мари завтрак. И сейчас графиня сидела с растрёпанными волосами и в ночном платье, допивала горячий шоколад и задумчиво глядела в окно. Она лениво потянулась, и её красивый пеньюар – остатки былой роскоши – сполз с одного плеча. В это утро Мари была сама нега и блаженство.