— Ну, например.
Он тяжело дышал, рылся в памяти, но так и не мог ничего придумать.
— Кучу вещей.
— Футбол и клубнику со сливками?
Он смеялся, пожимал плечами, сжимал и разжимал в ладони мелкие камешки. Пауза. А потом высокий срывающийся голос, дурацкие жесты, пулеметная очередь слов, торопливый шаг и внезапное:
— Знаете, что я люблю? Знаете? Люблю все, что быстро движется. Ж-ж-ж! Все, что быстро движется! Самолеты в небе (изобразил рукой). Автомобили (показал, будто крутит руль). Лошади, мотоциклы и… Ну не знаю, все на свете! Все, что быстро движется!
— Поняла: вы хотите стать машинистом поезда.
Он в смущении качал головой.
— Нет-нет, никем не хочу стать. Просто люблю это, и все.
— А еще что?
— А еще футбол и клубнику со сливками.
И еще она спрашивала:
— А вы любите окружающих вас людей?
— Всех люблю. Люблю всех без исключения.
— Это много.
— Не так уж много.
Начал считать на пальцах:
— Мать, отца, Пьеро, Тревиля, Рамона, Жаки и вас. Получается семь. Всех их я люблю.
— У вас хорошие отношения с отцом?
— Так себе.
— Что он говорит?
— О чем?
— О вас.
Вопрос сбил его с толку.
— Ничего не говорит. Не знаю.
— Вы вообще с ним когда-нибудь говорите?
— С кем? С отцом? А разве вы говорите с родителями?
Она посмотрела на него, в свою очередь не зная, что сказать, потом легко кивнула, потом покачала головой и наконец произнесла:
— Вы же со мной разговариваете.
— Это совсем другое дело.
— Почему?
— Они, например, никогда не спрашивали меня, говорю ли я с кем-то.
Ей было двадцать шесть лет — вернее, должно было исполниться в апреле. Она родилась в городке под названием Ля-Вульт, неподалеку от Орлеана, который Дени старательно искал на раскладной карте своего учебника по географии, а потом в отцовском справочнике «Мишлен»: Л.- и-Ш., ст. кант., 3220 чел., Цер. XV в., на р. Ля-Вэрт-Шансон. Он вырвал страницу, чтобы сохранить ее, прикрепил кнопками к крышке парты и каждый раз, когда поднимал крышку, чтобы достать учебник, этот листок сразу бросался ему в глаза.
Она также рассказала ему, что ее родственники по фамилии Бриас обосновались в Лионе и в Италии, и что эта война разрывает ей душу. У нее не было ни братьев, ни сестер, но много кузин, с которыми она в детстве играла на летних каникулах в Ля-Вульте. Дени запомнил их имена, чтобы иметь возможность говорить о них, словно знал их всю жизнь: Лу, старшая, Изабель, Анжелина, Сандра, Камилла, Тина и самая маленькая — слепая от рождения, Мишлина, была ровесницей Дени и жила в Неаполе.
— Ваши родственники богатые?
Она засмеялась.
— Почему вы меня об этом спрашиваете?
— Чтобы понять. В прошлый раз вы упомянули гувернантку, большой дом и слуг.
— Я-то бедная.
— А в Ля-Вульте дом ваших родителей далеко от Вэрт-Шансон?
Она посмотрела на него с удивлением:
— Вы знаете Ля-Вульт? Откуда вам известно название реки?
— Я искал в справочнике.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Она запрокидывала голову, накидка ее шуршала, она смеялась:
— Да, довольно далеко. Но мы туда часто ходим. Там старый каменный мост, и когда проходишь по нему, вы знаете… ну, в общем, плюешь в воду, ну да, и если услышишь звук — плюх, понимаете — то можно стать счастливым на семь месяцев или на семь лет…
Дени обнаружил, что она тоже умеет краснеть и может внезапно, как будто от этого зависит чья-то жизнь, сосредоточить все свое внимание на щепке, отколовшейся от деревянной скамейки, на своем крестике, перевернувшемся на груди обратной стороной наружу, на чем попало, лишь бы не смотреть на него.