Хозяин трактира был равнодушен к тем, кто тут пил и ел. Он, с мрачным лицом мыл и протирал пивные кружки и винные бокалы до немцев, и с таким же мрачным выражением на лице это продолжал делать при немцах. И только когда кто-то появлялся в трактире, он с улыбкой смотрел на гостя. Но едва гость делал заказ, и едва получал своё пиво, вино, гриль или бифштекс, трактирщик снова становился молчаливым и хмурым.
Человек средних лет, в плаще и шляпе, потягивал вино из бокала сидя за столиком у окна, любуясь на море за окном. Трактирщик поглядывал время от времени на этого посетителя, не отрываясь от дел. Казалось, что трактирщик сейчас протрёт кружки до самых дыр. В другом углу трактира сидели офицеры. Они вели себя тихо и их разговора было почти неслышно. Часто, их тихий разговор прерывался громким хохотом, на который ни человек, ни трактирщик, внимания не обращали.
В дверях зазвонил колокольчик. Двери открылись. Вошёл ещё один офицер.
– И какого чёрта тебя принесло? – проворчал трактирщик увидев эсэсовца.
Офицеры моментально замолчали и отвернулись, делая вид, что не заметили вошедшего.
Эсэсовец направился прямо к стойке.
– Добрый день, – глянул он на трактирщика и улыбнулся.
Трактирщик, посмотрел как эсэсовец опёрся локтями на стойку.
– Чего желаете, господин офицер? – скривил свою дежурную улыбку трактирщик.
– Каберне совиньон, шестьдесят восьмого года, – спокойно сказал эсэсовец.
– К сожалению… – вмиг исчезла улыбка с лица трактирщика, которая сменилась удивлением, – совиньон этого года у нас закончилось. Могу Вам предложить фран, двадцать пятого.
Трактирщик замолчал глядя на офицера.
– Пожалуй, я могу сам выбрать вино в погребе? – спросил офицер.
– Конечно, я провожу Вас, – удивлённо кивнул трактирщик, отставив пивную кружку.
Проводив офицера в подвал, он вернулся и подошёл к сидящему у окна человеку.
– Там эсэсовец. И он спрашивал каберне, шестьдесят восьмого года, – шепнул трактирщик, почти наклонившись к нему.
Человек поправил шляпу, плащ и встал.
– Знаете, – громко сказал он, – пожалуй я тоже сам выберу себе вино, если Вы не против? – посмотрел он с улыбкой на трактирщика.
– Извольте, мсье, – улыбнулся трактирщик, – у нас хорошие вина! Я покажу Вам как спуститься в погреб.
Когда человек спустился погреб, он увидел что эсэсовец сидит за столом сняв фуражку.
Эсэсовец посмотрел на него, вздохнул и приветливо кивнул.
– Здравствуйте, мистер Флеминг, – улыбнулся офицер, – я князь Кузьмин-Караваев, – сказал он, – точнее, штандартенфюрер Кузьмин-Караваев, член РОВСа и координатор Движения Сопротивления среди русской эмиграции. По крайней мере, в РОВСе я ещё состоял со вчерашнего утра.
Флеминг прошёл и сел на стул напротив эсэсовца.
– Пожалуй нальём? – предложил он, – вдруг та пьяная компания, тоже захочет сама попробовать вина?
– Не против, – поставил на стол бутылку вина Кузьмин-Караваев, – я уже выбрал. Вы пьёте шампанское?
– Надеюсь, его не придётся экстренно открывать, – усмехнулся Флеминг.
– И так, вот то что просили, – протянул Кузьмин-Караваев книгу Флемингу.
– Книга? – взял книгу Флеминг, – просто книга?
– Это коробка с негативами, – ответил Кузьмин-Караваев, – там весь архив диверсионной школы. Я надеюсь, что мои сын и жена уже далеко от Парижа и поэтому могу быть спокоен.
– Вы понимаете, что Вы сыграли в «ва-банк» и не можете возвращаться в Париж? – посмотрел на него Флеминг.
– Понимаю, – кивнул Кузьмин-Караваев, – Вы можете предложить окошко для побега? – рассмеялся он.
– Да, – ответил Флеминг, – вам знаком барон Виктор фон Готт?
– Барон Виктор фон Готт? – удивился Кузьмин-Караваев, – полковник ещё жив? Ему должно быть семьдесят пять лет, не меньше!
– Ну, – улыбнулся Флеминг, – я конечно не уверен, что ему столько лет. Разве что он хорошо для них сохранился. Но капитан третьего ранга Виктор фон Готт, вполне молодой для семидесятипяти лет, просил Вам передать, что яхта «Сандауэр» и капитан Чарльз Лайтоллер уже ждут Вас, напротив Мон-Сен-Мишель.
Он помолчал.
– А я в Швейцарию, – улыбнулся он, – думаю, русские оценят ваш подарок…
Флеминг молча попрощался и вышел.
Кузьмин-Караваев открыл бутылку, налил себе в кружку вина и усмехнулся.
– Вот теперь мне всё понятно, – проговорил сам себе он…
Глава 2
РОССИЯ; ХАРЬКОВ; ФЕВРАЛЬ 1912 ГОДА
– Это же Мария Карловна! Это же графиня Квитка! А где же Семён Григорьевич? – раздался тихий шёпот по залу Дворянского Собрания, когда медленной походкой, в сопровождении своего камердинера вошла немолодая, но стройная и высокая черноволосая дама.
На вид ей можно было дать немногим более сорока лет. Графиня Квитка не привыкла к всеобщему вниманию и не любила оказываться в ситуациях, когда её персона была словно певичка на сцене перед зрителями. От назойливых поклонников она старалась уходить как можно быстрее и как можно дальше держаться от них, если таковые оказывались рядом.
Даже сейчас она шла так, словно бы зал был абсолютно пуст, стараясь не обращать внимания на тех кто шептался и поедал её глазами.
– Куда это её супруг запропастился? – услыхала она позади себя чей-то шёпот и хотела было обернуться чтобы ответить, но сдержалась.
– Здравствуйте, господа, – вежливо поздоровалась она и присела в широкое кресло, которое уже более сотни лет занимал предводитель губернского дворянства, – Семён Григорьевич просили всем кланяться и передают, что пребывают в полном здравии не взирая на свой преклонный возраст. А так же сообщают, что находятся нынче в Борках. Там они готовятся к приезду Государя Императора. Стараются, чтобы и часовня и станция были готовы вовремя, к празднованию Трёхсотлетия Августейшего Дома.
Она посмотрела на всех сквозь очки.
– Ну что же вы, господа? – улыбнулась Мария Карловна дворянам, – сегодня буду предводительствовать я, – и где барон фон Готт? Отчего я не вижу его?
– Барон обещали быть к концу заседания, – ответил секретарь, вежливо кивнув Марии Карловне.
– Чудно, – с лёгкой улыбкой на лице, кивнула ему в ответ Мария Карловна, – тогда не будем терять времени. Его у нас мало и не хотелось бы это время тратить на пустые совещания. Мы точно знаем, что на Трёхсотлетие правления Августейшей Фамилии, которое будут отмечать в Харькове сразу после того как пройдут празднества в Москве и Петербурге, Его Величество Государь Николай Александрович, со своим Августейшим Семейством прибудут к нам…
Мария Карловна говорила недолго и её строгий взгляд, едва она переставала говорить, всегда молча останавливался на том кого она хотела бы заслушать. Как и всегда, ничего путного никто не сообщал, но графиня всегда слушала молча и не перебивая даже тогда, когда докладчик пускался в пустословие. Чаще всего так и было, но Мария Карловна понимала, что важно не выслушать внимательно. Важно, чтобы считали, что их внимательно слушают. Чем более пусты слова, тем более обидчив их говорящий. Иногда становилось скучно от них, но приходилось делать вид, что слова представляют интерес. А в голове у Марии Карловны поневоле проносились воспоминания, которые немного отвлекали и придавали смысл потерянному времени.
Мария Карловна была намного моложе своего мужа, который через три года уже готовился встретить семидесятипятилетие.
Семён Григорьевич граф Квитка, бравый, статный, красивый старик, ещё ходил на охоту, ездил верхом и поражал всех близких и дальних, своим крепким здоровьем и почти богатырской силой.
Крымская война, а после война с турками, не позволили ему жениться в молодые годы. Невеста, которой он даже и не знал, не дождалась его.
Глупо, но так оно и было.
Своего отца Семён Григорьевич помнил очень мало, потому что когда тот ушёл в мир иной, Семёну едва-ли исполнилось шесть лет.