Абсолютное время
Сергий Чернец
© Сергий Чернец, 2019
ISBN 978-5-4496-8758-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Время
Время – самое драгоценное из всех средств. Самая большая трата, какую только можно сделать – это растрата времени.
Говорил Цицерон Марк Туллий, 140 лет до нашей эры.Время уносит всё с собой.
– — – — – —
Время исцеляет любовную тоску, боль проходит и забывается счастье моментов любви. Время уходит, и мы молчаливо стареем, дни убегают, и нам их невозможно удержать. Всё может ослабить время, но только не растущую тоску сердец.
День миновавший кажется нам всегда лучше, чем нынешний день. Ни река, бегущая с гор, ни время, падающее в пространство, остановится не могут. Нет на свете человека, кто хоть сколько-нибудь умел бы ценить своё время, так бесполезно растрачивая его направо и налево.
Когда ты чем-нибудь мирским встревожен или расстроен чем-нибудь, то вспомни, что тебе придётся умереть, и тогда то, что тебе раньше казалось важным несчастьем и волновало тебя, станет в твоих глазах ничтожной неприятностью, о которой не стоит и беспокоится.
Время не проходит впустую и не катится без всякого воздействия на наши чувства: оно творит в душе человеческой удивительные дела, так, что меняется сам человек и меняет он, иногда, всю свою жизнь.
История не делает скачков – «по капле время точит камень».
Употреби текущее время так, чтобы в старости не корить себя, за молодость, прожитую зря, беспечно.
Микеланджело (1475—64).Лучше умереть, не думая о смерти, чем думать о ней, в страхе и опасении пребывая, даже когда она не грозит.
Время укрепляет дружбу, но, как ни странно, ослабляет любовь.
Но для разных лиц и время идет различно, и непоправимым оскорблениям приносит время исцеление.
Изнашивается и старится даже совершенное; помни, что слава твоя как новинка будет недолгой – день-другой, и восторгам придет конец. Поэтому воспользуйся первичным восхищением и в разгар успеха извлеки всё, на что можешь притязать. Пыл увлечения пройдет, страсти охладеют, и удовольствие от нового сменится досадой от прискучившего. Поверь, – всё имеет свою опору – до времени, пока совсем всё не минует.
Как важно время
Человек умеющий ждать – герой-подвижник. Он должен обладать и большим мужеством, и немалым терпением. Никогда не спеши и не горячись (ни то, ни другое…):
Научись властвовать собой, тогда будешь властвовать другими. К благоприятному случаю приходится идти долгими путями времени.
Пока ты разумно медлишь, – будущие удачи подрастают в молодом поколении, тайные замыслы мужают. – С «костылем» времени уйдёшь дальше, чем с «окованной палицей Геркулеса». Сам Бог карает не дубиной, а кручиной и забвением. Мудро сказано: «Время да я – на любого врага». Сама Фортуна награждает терпение своими дарами.
Для каждой малости есть своё место и время.
Если человек хорош в чём-то одном, в чём-то он и плох. Не к лицу, когда молодая дама ведет себя чересчур серьезно, а дамы в возрасте, предаются шалостям. Как всё-таки странно, что мелочи вдруг приходят на память, а то, что миновало когда-то, с годами забывается.
Времени следует подчиняться.
Конец.Сидоров
(рассказ к книге «Судьба»).
Весной природа борется с зимой. Снег никак не хочет уходить и по ночам мороз берет реванш. Но солнце все сильнее нагревает землю днем, и даже воздух становится прозрачнее, отодвигая горизонт. Если взобраться на пригорок или на колокольню, стоящего там на взгорке Храма и посмотреть вдаль, то кажется, увидишь всю вселенную от края до края.
Когда человек выздоравливает от тяжелой болезни, ему становится веселее, и он улыбается, еще лежа в постели, целый день, только к вечеру, вновь, наступает приступ остатков заболевания, но уже не сильный, оставляющий надежду.
По-видимому, такое же состояние переживает весной и природа. – Земля еще замерзшая, но, под лучами дневного солнца, грязь со снегом хлюпают под ногами. И как все-таки, под ярким весенним солнцем вокруг, – весело, ласково и приветливо! Поют птички, тинькают синички и набухают пушистые комочки на ветках вербы. Солнечные лучи, играя и улыбаясь, купаются в лужах вместе с воробьями. Речка поднимает лед, образуя закрайки открытой воды, словно набухая, как смотрится с пригорка. Деревья у реки голые, но уже живут, дышат в набухших почках, готовые распустить листочки.
В такое время хорошо детям пускать кораблики по ручейкам в канавках. Хорошо также голубей гонять или лазить на деревья и привязывать скворечники. Да, все хорошо в это прекрасное время года, если есть надежда, какую подает природа. Нехорошо, если вы болеете смертельной болезнью и «прикованы» к кровати в четырех стенах.
_______________
Когда за окном потемнело, вдруг, загудел ветер с улицы и так непостоянно, рывками, «рыками» такими, словно лев спрятался под окном и чего-то выжидает, взвывая и рыча. То наступит недолгая тишина. А то, вновь, послышится вой ветра.
– Ветер с цепи сорвался… – говорит Сидоров.
Ему в ответ слышится кашель, лежащего у противоположной стены Иван Ивановича.
– Вот завывает, ну, точно, как волк… – и Сидоров сам закашлялся.
В узкой четырехместной палате их было всего двое и они занимали места у самого окна. От окна тянуло холодом. «Рамы неплотно пригнаны или рассохлись от времени» – думал Сидоров. С каждым новым порывом ветра и завыванием, холодный воздух порывался и остужал ноги несмотря на то, что они были укрыты верблюжьими одеялами в пододеяльниках, в белых, как вообще всё было белое в этой больничной палате.
«Почему больничный цвет выбран белый?» – задумался Сидоров в полузабытье. Пока он погружался в сон, под завывание ветра за окном, рассуждения посещали его седую голову. – «Вероятно потому всё белое, – потому что смерть черная в представлении людском!».
Нехорошо болеть, еще хуже умирать, а болеть и умирать одновременно, с мыслью, что ничего не останется после тебя на свете – хуже всего.
Лишь те способны ощущать жизнь, кому часто случается быть на краю смерти. А уж сколько раз Сидоров был на волосок от гибели: и тонул в реке зимою подо льдом, и лихорадкой-то болел и метался, и бредил при температуре 41 градус. И во сне, в последние дни, нахлынули воспоминания этих всех событий жизни.
Он увидел, вновь, зимнюю прорубь, майну, куда спускали сети, оснащенные грузами и поплавками, и как он поскользнулся и упал в воду. Сначала холод объял всё его тело…
И действительно, сонное тело его вздрогнуло и поёжилось. Его прохватил озноб, и пот выступил у него на лбу. Его затрясло в судороге.
А Сидоров видел множество пузырьков, и его несло течением, но ему не было холодно, а наоборот, его бросило в жар. Ему стало нестерпимо жарко, хотя он плыл, во сне, подо льдом, влекомый сильным течением большой Сибирской реки.
В действительности, Сидоров задвигал головой из стороны в сторону и бредил. Он творил молитву Иисусову: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!». Так он молился и тогда, когда провалился в прорубь.
(Как он выплыл из-подо льда, было чудо Божиего спасения: потому что невозможно было представить в реальности. Рыбачили на двух берегах. Первую сеть ставили на одном берегу, пробив две майны поперек течения. Вторую сеть ниже по течению реки, метров на 500 и на противоположном берегу довольно широкой реки. Как он, Сидоров, преодолел сильное течение и переплыл реку подо льдом – неизвестно, но он вынырнул из майны на другом берегу. Его вытащили и в морозный день, до минус 20-ти градусов, он сразу обледенел. А пока его везли с реки до больницы, километров 7 или 8, он замерз и получил сильное воспаление легких. Везли его в санях, на лошади. И был Сидоров не великой силы человеком: небольшого роста, 1 метр 60 сантиметров, худой, сухощавый со впалыми щеками, но жилистый).