Если хотите, я оставлю дверь приоткрытой. Вы сможете уйти, когда захотите.
– О да, пожалуйста.
У нее был очаровательный выговор. Минула четверть часа, мы успели разобрать Аниту по косточкам, а она так и не поставила сумочку и не сняла плащ. Она с такой маниакальной въедливостью изучала помещение, что я почувствовал себя агентом по продаже недвижимости, которому попалась придирчивая клиентка. Я угостил ее чаем и рекомендованными для этого случая конфетами. Она к ним почти не притронулась, только отпила несколько глотков с гримасой отвращения, словно я подлил ей в чашку аммиака. Наконец она призналась:
– Знаете, я впервые это делаю (наглая ложь!). Чего вы от меня хотите?
– Чтобы вы пили чай и лакомились шоколадками.
– Ничего больше, правда?
Меня охватил страх, как всякого дебютанта. Время шло, а прогресса не было ни на йоту. Она сама вроде бы находилась во власти неконтролируемой паники, передававшейся мне. Острым красным носиком и хрупким тельцем она смахивала на знакомый детям персонаж – Мышку Мими. Прислушавшись, можно было различить в ее голосе мышиное попискивание. Мы были как два девственника, напуганные платной любовью, мы на всех парах неслись к постыдному фиаско. Я был обязан взять ситуацию в свои руки. Не мог же я спрашивать ее о системе медицинского обслуживания в Атлантических Пиренеях! Ее страх был почти осязаемым, он издавал едкий запах, заполнивший комнату. Я сел у ее ног, взял ее руки в свои. У нее были ледяные руки, у меня тоже. Она дрожала.
– Нет, еще рано, не сейчас.
– Я просто хочу вас согреть.
– Оставьте меня, сядьте.
Она сокрушенно улыбнулась, поспешно встала, собрала свои вещи и, закрыв глаза, объявила, что лучше ей уйти. Я жалобно выклянчил у нее поцелуй, схватил ее за плечи, она отвернула лицо с дрожащим подбородком и разрыдалась. Оказалось, что в этом и была моя удача. Сбивчиво, беспрерывно шмыгая носиком, она обрушила на меня невероятную историю про неверного, но ревнивого мужа, который больше до нее не дотрагивается. Лед был сломан, но очарованию тоже пришел конец. Мышка Мими с искаженным, заплаканным личиком отбивала всякую охоту телесного единения. Я, видимо, переоценил свою способность желать кого попало. Я предложил ей платок и уговорил сесть.
– Сколько я вам должна? – спросила она между двумя приступами икоты.
Я отказался брать деньги, придя в ужас оттого, что меня принимают за врача. Свидание превращалось в водевиль. Я уже был готов признать поражение. Дама почуяла, наверное, мое раздражение и с поспешностью, поразительной при ее удрученности, предприняла крутой разворот.
– Мое поведение смехотворно, простите. Вы предоставите мне второй шанс?
Я ответил утвердительно, поняв, что торговца телесными безумствами из меня не получается, придется успокаивать заблудшие души, восполнять нехватку любви. Я мечтал стать развратником, а кончу утешителем.
Моя аптекарша вернулась на следующий день и с порога предупредила:
– Учтите, это не обязательно.
При затянутых шторах, в почти кромешной темноте – я купил такие плотные занавески специально, из заботы о стыдливости своих посетительниц, – она оказала мне свою нежную благосклонность, приговаривая: «Тихонько, тихонько…» Нас обоих охватило какое-то особенное чувство. Она пообещала навестить меня в свой следующий приезд и игриво упорхнула. После этого я, кладя начало новой традиции, завел в своем компьютере папку под названием «Мышка Мими» и подробно запротоколировал обе наши встречи, остановившись на наиболее удивительных моментах нашей близости. Паролем для открывания папки я сделал словечко ZOB. Согласен, не слишком изящно, зато легко запоминается.
Но тут возникло новое препятствие: меня так мучил страх, что перед каждым визитом у меня случались всевозможные физиологические нарушения: холодели руки, начинались судороги и головные боли.