– Ну, подождите, успокойтесь, – проговорила Афинаида примирительно. – Промысел мы не отрицаем. Но то, как он о нас промыслит, зависит и от нас, разве нет? В конце концов, вы же сами говорите, что естество у нас падшее, а Бог сказал Адаму после падения, что он будет есть хлеб свой в поте лица, то есть работать! И апостол Павел говорил: «не работающий да не ест». Чем же тут возмущаться? Вы вот и сами тоже работаете… У вас есть образование?
– Было, строительное… Только я ушел оттуда. Там всё неправильно, всё с ног на голову, как в жизни не бывает!.. А у тебя – есть? – спросил он вдруг Афинаиду. – Ну, наверняка уж! Ну, так вот скажи: стоило столько лет учиться, чтобы потом всю жизнь разбирать кусочки кожи или что-то выискивать в засохших романах? Какие-то аллегории? От этого ты ближе к спасению души?
– Знаешь, что? – Афинаида осмелела и тоже стала фамильярной: догадка о том, что сторож знаком и с ее скромным творчеством, вдохновляла. – Да, ближе. Потому что я знаю, как это бывает… «Кто хочет спасти душу, тот погубит ее»… Так и случается, между прочим. А я вот сейчас свою душу нашла. И в моих «романах» души больше, чем… и даже христианства больше, чем у иного митрополита в проповеди!
– Серьезно? Ты так думаешь? – Сторож навострил уши. – Может быть, так и будем жить, как в «Исмине» написано?
– Нет, так, как Ираклийский владыка учит, – съязвила Афинаида.
– Ой, нет, так точно не будем… А ты тоже его не любишь, да? Я почему-то так и подумал. Но вот, смотри: ты человек светский, да? И он человек светский. Но подходы к жизни у вас разные. А если один…
– Ладно, академик, приехали мы! – оборвал Стасис зарождавшийся силлогизм. – В риторике ты силен, а вот каков в таскании ящиков?
Глянув в окно, Афинаида увидела огромные стеклянные башни порта. Машина свернула вправо, на пандус, спустилась на два этажа вниз и остановилась у служебных ворот таможенного терминала. Увидев эмблему Академии, охранник приветливо козырнул, и автоматические ворота распахнулись. Опытный Стасис сразу нашел среди леса колонн погрузочный модуль и, припарковав машину у ленты транспортера, скомандовал:
– Ну, пошли теперь. – Хлопнув дверью, он быстро очутился около Афинаиды и, тронув девушку за плечо, проговорил тихонько: – Ты не обижайся на него, он блажной, но, в общем, хороший…
– Да я догадываюсь. – Афинаида усмехнулась. – Ему, видно, приложить себя некуда… Хоть это и странно.
Бегущая дорожка пронесла их по длинной трубе, слегка пахнущей морем, прямо до поста пограничной стражи. Невдалеке, за стеклянной стеной, солнце играло на волнах у причальной стенки. Формальностей было немного: грузы для Академии всегда имели приоритет. Ввод кода, поворот ключа – и несколько массивных зеленых ящиков, выплыв из недр накопителя, оказались на ленте транспортера. Начальник смены подозвал Афинаиду и махнул рукой в сторону небольшой стеклянной будочки: распишитесь там.
Открыв дверь, девушка остановила взгляд на сидевшей перед сенсорным монитором сотруднице с нашивками декарха, и вдруг поняла, что глаза ее явно подводят. Вернее, верить им совершенно невозможно.
– Ирина, ты?..
Да, нелегко было узнать в этой загорелой сосредоточенной женщине, подстриженной по моде и одетой в голубую униформу, скромную и тихую Ирину, подругу «детства» – так иногда мысленно называла Афинаида годы своего глубокого воцерковления. Та, правда, тоже поначалу ошарашено разглядывая вошедшую, прежде чем вскочить с места.
– Неужели это ты, Ида? – прошептала женщина, подойдя вплотную и как-то судорожно схватив подругу за плечи.
– Если это – ты, то это, конечно, я, – глухо помолвила Афинаида, ощутив пощипывание в носу и в уголках глаз. – Что, рыдать сейчас будем, да?
– Нет… Может быть… – Ирина всхлипнула и внезапно рассмеялась. – А руки у нас теперь, значит, развратно загорают?
– Ну, чего уж тут, – Афинаида скосила глаза вниз, – некоторые вообще юбку задрали…
– Да что тут «вообще», когда кое-кто даже голову не желает покрывать! Стыд и позор!
– Двести поклонов!
– Триста, и без компота!
Тут подруги то ли расхохотались, то ли расплакались одновременно.
– Слушай, я безумно рада тебя видеть! – воскликнула Ирина. – Чувствую, нам есть, что друг другу порассказать!
– Да, похоже… да! Слушай, заходи ко мне как-нибудь. Вот адрес, телефон. – Афинаида быстро достала из сумочки визитную карточку.
– Ого, ты ударилась в науку? – Ирина рассмотрела золотую академическую сову, вытесненную на кусочке картона. – Признаться, я думала, что ты… – Тут она картинно сцепила ладони и на секунду застыла, благочестиво закатив глаза к потолку.
– В смысле – померла? Нет, подожду пока еще!
Афинаида вдруг поняла, отчего так радостна эта случайная встреча. Подумать только, ведь всё могло обернуться иначе! Не смени она имидж неделю назад, как неудобно было бы ей в своих прежних балахонах встретиться с нынешней Ириной! А будь сейчас, наоборот, подруга в длинном бесформенном платье, с рюкзачком за спиной и намотанными на запястье четками – девушке было бы жутко неловко за свои короткие рукава, прихотливо заплетенные волосы и, главное, за ветерок в голове, который дул так свободно и напевал о Гомере, Афине и аттической соли, а не о суровых седовласых постниках. Именно сейчас Афинаиде не хотелось, чтобы ее осуждал кто-то из прежних знакомых. Особенно эта женщина!
Ирина была на несколько лет старше Афинаиды, но образование получила только школьное. Когда они познакомились на приходе отца Андрея, Афинаиду несколько шокировали ее полудеревенские обычаи и понятия, однако девушка считала, что подруга гораздо добрее и благочестивее ее самой. Ирина с мужем и детьми всегда жили очень бедно, но никогда не показывали как им тяжело, на все расспросы весело улыбались и шутили. Афинаиде всегда хотелось так же легко смотреть на невзгоды, и казалось, что Ирина-то и есть настоящий человек, притом глубоко верующий. Правда, подсовывая ей порой книжку Златоуста или еще что-нибудь не особо сложное, Афинаида догадывалась, что та через некоторое время вернет ее со вздохом: «Ну, когда мне?» Действительно – муж, трое детей…
Минувшее поднялось внутри зеленой волной, но она не докатилась до сердца, отхлынула назад, оставляя клочья пены. Хотя подругам было грустно от воспоминаний, они могли смеяться над прошлым, а значит, всё не так уж трагично.
Фима со Стасисом затащили в машину тяжелые ящики.
– Нужно поскорее их открыть, – бросил Стасис, усаживаясь за руль, – что-то дерево, похоже, сыровато. На палубе они, что ли, лежали?.. Поехали!
– Совсем поскорее не получится, – отозвалась Афинаида. – Если только у нас не собралась уже приемочная комиссия… И группа консервации.
– Наверняка собралась. И консерваторы уже, сказали, выехали.
– Везет вам, ученым, – подал голос Фима, – на полном сервисе живете!
– Можете считать, что это всего лишь почетный караул для Ареопагита!
Машина поднималась теперь наверх, в сторону Акрополя, и Афинаида усмехнулась, подумав, что они похожи на трудолюбивых пчел, возвращающихся в улей с богатым взятком. «Хоть бы Ирина поскорей позвонила!» – подумала она. Очень хотелось встретиться и поболтать с бывшей подругой о том, какие ветры занесли их на те берега, где они нынче обустроились.
Зимние надежды
С тех пор, как из внутренних фондов, где Афинаида занималась поиском заказанных книг и расстановкой на места сданных, ее перевели на выдачу книг и прием заявок в отдел справочной литературы, работать стало полегче. Больше не надо было целый день проводить на ногах, да и посетителей сюда приходило не так много, как в основные фонды. Урывками Афинаиде даже удавалось что-нибудь почитать. В первое время она надеялась, что сюда зайдет Киннам, но, не дождавшись, решила, что он уже всё знает и носит «справочник» в голове; у него притом большая личная библиотека и выходы на разные интернет-ресурсы – он часто присылал ей те или иные статьи в электронном виде, – так что вряд ли он будет постоянно появляться там, где она теперь работает… К тому же она работала по полдня, неделю в утро, неделю в вечер, и, даже если бы великий ритор пришел, они запросто могли бы разминуться. Конечно, это огорчало ее, но, как она вскоре убедилась, в некотором смысле было хорошо, что ректор Академии – редкий гость в справочном отделе.