– А у меня новости, Арсиноя. Твой отец собирается передать трон твоему единоутробному брату Птолемею.
– Что? – принцесса посмотрела на любовника. – Птолемей станет соправителем отца?
– Не соправителем, он станет царем. Твой отец добровольно передаст ему бразды правления государством. И тогда я стану просить нового царя, другом которого являюсь, отдать тебя мне в жены.
– Не стоит этого делать, Ахилл, – прошептала она и обняла молодого человека за плечи.
– Отчего, Арсиноя?
– Мой брат тебе также откажет! Египетские традиции все больше входят в нашу жизнь. Мы больше не македонские знатные люди из семьи Лагов. Мы семья самого царя.
– Но…
– Ахилл! – она прервала его. – Не стоит тебе тратить время на разговоры. Я сейчас принадлежу только тебе. В эти часы я твоя. Зачем тебе рассуждать о том, что будет завтра?
Она расстегнула застежку каласириса и он спал с её плеч, обнажив грудь красавицы. Ахилл не заставил себя уговаривать и, в свою очередь, расстегнул пояс и его одеяния упали вниз.
Записи из дневника Крылова.
Москва 1918 год.
Марина вернулась….
Я лег спать рано. Работать мне не хотелось. Было холодно, а побаловать меня горячим чаем некому. Жены нет, и никто не поставил чайник на огонь. Конечно, я мог и сам это сделать, но в доме кроме кипятка и двух кусочков пайкового сахара для чая нет ничего.
За окнами шумел ветер и странно завывал в каминных трубах. Мне снились рабы срывающие цепи. Уже два дня я работал над статьей для журнала «Борьба классов» о восстании рабов в Пантикапее в 102 году до н. э. Нужно было показать весь накал «классовой борьбы», дабы отработать паек. Подобный труд совсем не был мне интересен, тем более что нужно было «связать» восставших рабов с восставшим против «гнета царизма» пролетариатом России. Но что делать? История Деди власти не интересовала. Вот и выводил я на бумаге строки о «гениальных предвидениях» господина Маркса и о движущей «силе истории». А завтра еще придется все печатать на машинке. Ибо выделенная мне для работы машинистка делала по три грамматические ошибки в каждом предложении, а о запятых вообще имела самое смутное представление.
Ночью я проснулся. Не знаю почему. За окнами не стреляли, как обычно, и, кроме монотонного завывания ветра, ничего не мешало мне спать. Но я проснулся, словно от громкого окрика.
Рядом с кроватью сидела женщина. В тусклом свете свечного огарка её лица видно не было.
– Кто здесь? – спросил я, привстав с постели.
Она в ответ лишь произнесла мое имя:
– Кирилл.
Я сразу узнал голос. Это была Марина. Она вернулась и была рядом со мной. Мое сердце начало бешено колотиться. Только потеряв её, я понял, как она мне дорога.
– Марина?
– Ты успел забыть жену?
– Марина? Это и в самом деле ты?
– Это я, Кирилл. Я рядом с тобой.
Я вскочил с кровати и обнял женщину. Я вдохнул запах её волос, и мне захотелось стоять вот так часами, не отрываясь от неё. Я всю жизнь писал работы, которые покажутся скучными множеству людей, и сейчас мне трудно столько лет спустя описать мои чувства. Но могу сказать, что это был тот самый миг счастья. Тогда я это понял.
– Марина! Здесь произошло нечто странное. О тебе никто не помнит…
– Тише, Кирилл. И не дави так сильно.
Она отстранилась от меня. Я с неохотой выпустил жену из объятий.
– Но ты вернулась. Я знал, что ты была. И ты есть.
– Не все так просто, Кирилл.
– А что такое, Марина? Что случилось? Куда ты пропала.
– Я должна была уйти, Кирилл. И все из-за твоего Деди.
– Деди? – удивился я.
Она знала про Деди! И это моя Марина, которая никогда не интересовалась историей Египта. Но то, что она сказала дальше, еще больше удивило меня.
– Ты знаешь про него?
– Я не только знаю про него, но знала и его самого, Кирилл.
– Не могу тебя понять, Марина. Что ты говоришь?
– Ты знаешь, кто такие Нетеру, Кирилл?
– Еще бы мне этого не знать, Марина. Нетеру из Абгеред, это те, кого принимали за богов Египта в древние времена.
– В нашем понимании они и есть боги, Кирилл. И я сама, если все тебе расскажу, не уложусь в твоем понимании. Этот Нетеру мой враг, и мой друг одновременно. Благодаря ему я стала той, кто я есть теперь.
– Ты хочешь сказать, что знаешь Деди? Человека из старинной египетской легенды? – спросил я.
– Не просто знаю. Я была его женщиной, той самой кто родил ему сына Осиса.
– Что?
– Я родила от Нетеру сына, Кирилл. Но это было давно. Еще до тебя. Я понимаю, как все это для тебя звучит. И в качестве доказательства я желаю тебе кое-что показать.
– Показать?
– Да. На слова нужно потратить слишком много времени, а они ничего тебе не докажут. А так я все просто покажу. Но для этого тебе стоит вернуться в постель. Ложись.
– Ложиться?
– Да.
Я исполнил просьбу жены.
– Закрой глаза, Кирилл.
Я закрыл…
…Она показала мне величественный тронный зал. И я видел его! Словно сам был внутри этого здания.
– Ты видишь? – спросила она.
– Что это? Как это происходит? Я не могу понять…
– Это Дикатерион.
– Дикатерион? Дворец Правосудия? Но это Александрия! И не просто Александрия…
– Это Александрия 283 года до новой эры или до Рождества Христова, Кирилл.
– Я не могу понять, как ты это делаешь. Это видение?
– Не задавай мне таких вопросов, ибо я не смогу тебе дать ответов, Кирилл.
– Но я вижу великий город прошлого. Я вижу дворец и вижу людей. И…
Я осекся, ибо увидел старого царя. Это был Птолемей Лаг, основатель династии Лагидов…
Дворец Правосудия – Дикатерион.
Год 283 до н. э.
Тронный зал Дикатериона, величественного дворца Правосудия, был наполнен народом. Фараон Египта призвал лучших людей Александрии, жрецов, чиновников высокого ранга, командиров военных отрядов, иноземных гостей и послов.
Царь Птолемей Лаг был в день передачи власти облачен подобно фараону Египта в традиционную для египетского владыки одежду. Этим он порадовал египетских жрецов, которые толпились у его трона. Жрецы Осириса и Исиды часто пеняли царю на то, что он не чтит древних традиций и часто носит греческие хитоны и хламиды. Они говорили, что раз боги Египта признали его, то стоит ему стать истинным египтянином и отречься от иных обычаев.
Греческие жрецы Зевса-Амона с недовольством посматривали на египтян, жрецов солнечного бога Ра. Это были соперничавшие при дворе фараона культы. Еще Александр Великий, известный своей веротерпимостью, пожелал совместить культ греческого Зевса, царя богов и людей, и египетского великого бога Амона. Центром нового культа стала Александрия, и там был возведен величественный храм нового божества. Служителями этого культа были в основном греки. И они не желали усиления при особе царя своих египетских конкурентов.
Сам Птолемей лучше находил общий язык с греками. В Греции и Македонии жречество жило подачками сильных мира сего, и храмы зависели от расположения царя. В Египте же жречество было почти независимым и соперничало с фараоном. Но царь понимал, что здесь нарушать установленный веками порядок нельзя, и вынужден был искать компромисс.
Жрецы Ра из Гелиополя пытались возвысить свой культ Солнца выше культа Зевса-Амона и не ослабляли натиска на повелителя.
С солнечными жреческими группировками соперничали священнослужители храма бога-быка. Жрецы этого культа были египтяне, и они соединили культ быка-Аписа с культом египетского Осириса и греческого Зевса, назвав нового бога Сераписом. Но этот культ был пока слишком молодым, хоть царь и сделал быка покровителем царского города.
Жрецы Сераписа стояли обособленно и посматривали на враждующие группировки с ухмылками. Вражда Ра и Зевса-Амона была им на руку…
В этот день Птолемею нужно было выглядеть настоящим фараоном. Стража в приемном зале была в египетских юбках с накладками и калафами на головах. В руках они держали щиты и копья. На груди у каждого воина было золотое ожерелье со знаками царствующего фараона.