Джек протянул ей руку, прощаясь.
— Придержи этот табурет, Салли. Твой дружок подойдет через две минуты. Будь уверена.
Он последовал за Луизой сквозь толпу пьющих к ее друзьям.
— Мы только что пришли. — сказала Луиза.
— Знаю. Видел, как вы входили.
Приятели Луизы были добродушные чикагские кретины; они поставили ему выпивку, предложили сыграть партию в бильярд, позаботились, чтобы он проиграл. Луиза поинтересовалась «той женщиной у стойки», он ответил уклончиво.
— Не предполагала, что тебе нравятся женщины подобного сорта, — едко сказала она, и Джек пригнулся, чтобы ударить по шару. — Как бы то ни было, она уходит.
— С мужчиной в сером костюме.
— Что происходит?
— Я просто играю в бильярд.
А потом один из приятелей Луизы отравил ему весь вечер, сказав:
— Эй, я слышал, ты раньше был в Англии полицейским.
Он оторвал взгляд от стола и посмотрел на Луизу; у нее задрожали ресницы. Он спрашивал себя: что еще она знает о нем?
На улице ливень хлестал, как шестидюймовые гвозди вколачивал, и Луиза подбросила его до «Дрейка». Прежде чем выйти из машины, Джек спросил об их отце.
— Что тебе известно об этой Натали Ширер из Рима?
— Я ничего не знаю о его тамошних делах. Он вел двойную жизнь. Подозреваю, было кое-что, что он скрывал от меня, не хотел, чтобы я знала.
— И что это могло быть?
Луиза, курившая сигарету, выпустила дым и улыбнулась.
— Ты взглянул на рукопись?
— Какой-то бред, изображает из себя сумасшедшего.
— Мне пришлось набирать все это на компьютере.
— Ты знала про трюк с чернилами?
— О да! Ему хотелось проверить, возможно ли опубликовать ее в таком виде. Ты тоже можешь попробовать; но это жутко дорого. Не хочешь спросить, во что обойдется этот невинный фокус, просто ради смеха?
Они посидели еще немного, и Луиза сказала:
— Извини, что проболталась о твоей работе в полиции. Не сообразила, что тебе будет неприятно. Папа сказал, ты пошел в полицию просто в пику ему. Это правда?
Джек отшутился:
— Не все, что я делал, делалось ради него.
Хотелось, чтобы она поднялась к нему в номер и осталась на ночь, но не хватало смелости предложить. Хотя она выключила зажигание. Хотя закурила новую сигарету и опустила окно, чтобы лобовое стекло не запотевало. Хотя они еще несколько минут болтали о всяких пустяках, прежде чем он заставил себя выйти из машины и распрощаться. Он был зол на себя. То, что она ему сестра, позволяло ему спокойно пригласить ее к себе; но он опять не смог этого сделать.
Когда она уехала, Джек постоял у входа в отель, глядя на ночной Чикаго под дождем. Это было похоже на картину маслом с изображением ночного города, размытым, испещренным красными, как тлеющие угли, отражениями задних огней машин и ядовито-синими — неоновой рекламы. Тьма погасила башни домов, как тлеющие самокрутки. Что-то новое, холодное надвигалось от озера Мичиган, и ливень был только предвестием.
На другой день Джек расплатился в отеле и переселился в отцовскую квартиру. Он обошел все комнаты, зная, что в царстве этой маниакальной чистоты должна обитать тень отца. Джек верил в призраков, плавают ли они в аромате масла для волос или кружатся в хороводе пылинок, горящих под утренним солнцем, что висит над бескрайним озером. Что-то щелкнуло, включив давнее воспоминание, чувство застарелого страха перед стариком. Разбираться в этом было так же бесполезно, как пытаться, дунув носом, избавиться от феромона — какого-то одного из волны запахов, которые вызывают испуг или возбуждают желание. Джек всегда воспринимал это как сигнал, нечто среднее между запахом и белым шумом; сигнал, который отец посылал только в определенное время.