Пауза.
ФЕДОР. Да ты же… ты же… Брат! Ей-богу!
ВАРЛААМ (обрывая его). Что не целуешь?
ГРИША. Дайте мне, ребята, вина Христа ради! А то мне боязно с вами. (Пьет.)
ФЕДОР (обнимая Варлаама). Ты не думай ничего, брат. Мне, видишь, и самому легче стало, как сказал. А уж так подпирало, уж так пекло меня… А сказал… как и не было!
ГРИША (с жаром). И не было! Не было! Винюсь я, прибей, Федя!
ВАРЛААМ. Молчи!
ГРИША замер.
Что утешаешь, как бабка? Сказано – сделано.
ГРИША. Дай мне, Федя, еще вина, а то я Варлаамку боюсь… Да есть ли у тебя еще? Не одна ли она?!
ФЕДОР. Ползи под кровать.
ГРИША ползет.
Не одна?
ГРИША (из-под кровати). Слава Богу.
Пауза.
ФЕДОР. Вот ты мне, Варлаамка, руку целовал… Дай мне свою.
ВАРЛААМ. Не дам.
ФЕДОР. А тебе стыдно будет: ты мне руку целовал, а я тебе – нет. Вот завтра, как встретишь меня, так тебе стыдно и станет. А я нарочно еще смотреть на тебя буду.
ВАРЛААМ молчит.
ФЕДОР берет расслабленную руку его и целует.
А стыдно… Фу! Наперед бы знал, ни за что не стал бы… (Смеется.)
ВАРЛААМ молчит.
Иди-ка ты отсюда, милый друг.
ВАРЛААМ (испуганно). А чего?
ФЕДОР. А ничего. Уходи, и все.
ВАРЛААМ. Не пойду.
ФЕДОР. А я говорю – уходи. И весь мой сказ.
ВАРЛААМ. Да объясни ты толком. Чего зашелся?
ФЕДОР. А ничего.
ВАРЛААМ. А если не пойду?
ФЕДОР надменно молчит. Ждет.
А если не пойду?
ФЕДОР. Пойдешь.
ВАРЛААМ (усмехаясь). Ну, стронь.
ФЕДОР молчит. ВАРЛААМ ложится на постель, посмеивается.
ФЕДОР (шепчет). Господом нашим прошу, уйди. У меня ножик в постеле есть… Уйди, ты ведь добрый.
ВАРЛААМ (спокойно). Нет.
ФЕДОР (помолчав). И не надо.
ВАРЛААМ. Смотри, если о ноже думаешь… Так руку выкручу – висеть будет.
ФЕДОР молчит.
Скажи ты мне ради Бога: зачем ты меня гнал? Как скажешь, так и уйду. Честное слово.
ФЕДОР. Мне хотелось за переписку сесть. Пописать охота – рука разнылась. Честное слово, больше ничего.
Молчание.
ВАРЛААМ (вставая). Ладно. Я пойду.
ФЕДОР. Да мне расхотелось. Сбил ты все, а так охота было! А теперь – что же? Теперь уж я тебя не пущу.
ВАРЛААМ (смеясь). Не пустишь?
ФЕДОР. Не пущу.
ВАРЛААМ. Ножом резать станешь?
ФЕДОР (подумав). Стану.
ВАРЛААМ (садится). Это хорошо.
ФЕДОР. Разговори ты меня, брат. Скучно мне.
ВАРЛААМ. А что? И разговорю, если хочешь.
ФЕДОР. Вот и разговори.
ВАРЛААМ. Вот и разговорю.
Пауза. ВАРЛААМ перебирает листы.
ФЕДОР. Не вороши ты их. Они все по месту лежат.
ВАРЛААМ. Да я уж смотрел их…
ФЕДОР (оживившись). Хороша рука?
ВАРЛААМ. Да.
ФЕДОР. Другие цокают. Изумляются.
ВАРЛААМ. А я тебе зачем руку целовал?
ФЕДОР. А я догадался. Да назло тебе и вернул. Прости меня.
ВАРЛААМ. Нашло на меня – и поцеловал. Может, и зря.
ФЕДОР (смеясь). Жалей теперь… Не вернешь.
ВАРЛААМ. Жалею.
Пауза.
ФЕДОР. А чего пожалел?
ВАРЛААМ. Да так.
ФЕДОР. Нет уж, говори, раз начал.
ВАРЛААМ. Да что говорить-то… Видел я, что ты выщелкиваешься – руку целуешь. Да, коряв! В переписке могу накорявить, но искажать не стану! Всегда, зачиная, пишу так: «Книгу сию писал раб Божий Варлаам, и вы, Бога ради, книгу сию чтите со вниманием в сердце своем, и где-либо прописал внезапну и вы сами исправливайте, а меня многогрешного не кляните…»
ФЕДОР. Ну. Говори.
ВАРЛААМ. И скажу! Вот, смотри, Федор, вот! (Тычет пальцем в лист.) Раз, два, три, четыре, пять! Пять раз прописался. Слово опустил. А слово, оно – значит!.. После тебя другой такой скорый прописывать начнет… Так вы все и спустите! А ведь это не одним годом собрано, сам знаешь, каким усердием. Ты уж лучше откажись: не могу, мол, волнение нашло, пишите, братья, сами. Все поймут, и никто не осудит. Не дело это, Федор, не дело… У тебя всяк учиться рад, тебе впору хоть и золотом писать, да не прописывай только! Не сердишься на меня?
ФЕДОР молчит.
Рассердился! Ну да хоть и так. Посердись. Лишь бы толк взял.
ФЕДОР. Подай-ка сюда вон хоть тот лист.
ВАРЛААМ подает.
(Бегло просматривает его. Тычет пальцем в лист.) Так. Так. Так. Вот. И вот.
ВАРЛААМ. Что это, не пойму.
ФЕДОР. Погляди.
ВАРЛААМ (внимательно смотрит в лист). Эка! Да в уме ли ты, Федя?! Что это?!
ФЕДОР. Вот ты говорил – прописываю, мол. Есть такое. А есть – и подписываю.
ВАРЛААМ. Как это? Да что же это?! Да ты же… ты же… злодей!
ФЕДОР. Как это?
ВАРЛААМ. «По Божьему изволению, а не по многомятежному человеческому хотению!» Слышишь ли ты?! По Божьему!!.
ФЕДОР. Да ты запой еще!
ВАРЛААМ. Да что же это ты надписал: «…должно быть»? Зачем ты это подписал, дурак?
ФЕДОР. Не поверил.
ВАРЛААМ изумленно молчит.
Видишь, сомнение меня тут взяло… Врут, поди. Ну и вставил.
ВАРЛААМ. Да кто ты таков есть?!.
ФЕДОР. Ты, брат, дело спрашивай.
ВАРЛААМ. А по рукам тебе не били, поганец?!
ФЕДОР (усмехаясь). Не били…
ВАРЛААМ. Молчи! …Как смог?
ФЕДОР. Моя воля. Что хочу – то и делаю.
ВАРЛААМ. Да знаешь ли ты, над кем вольничал?
ФЕДОР. Как не знать. То-то весело!
ВАРЛААМ. Ты – червь. А он – царь!
ФЕДОР. А воля-то – моя. Ты, брат, соврал сейчас. Сам понял, что соврал. Вот тут-то уж (тычет пальцем в лист) – тут-то он – червь! А я – царь. Моя власть. Несть власти, аще не от Бога! Всяка душа властем предержащим да повинуется!..
…Я вот если разойдусь душой… да возьму и напишу, что он… со скотом жил! Козу как бабу драл да прихваливал! Что он мне сделает? Всей власти царской не хватит – простую бумажку выправить! А кто прочитает – рухнет в уме у того и Казань его, и Астрахань, и Сибирь! Я их разрушил! Я – царь. (Смеется.) А он – говно печеное…
Молчание.
ВАРЛААМ (тихо). Тебе, Федька, Бог за это руку отсушит…
ФЕДОР. Так есть за что, не жалко! А я мальчонку возьму и ему писать велю!
ВАРЛААМ. …язык отпадет!
ФЕДОР. А мальчонка уж знать будет, что писать. А я кивать ему стану: так, мол, так!.. А помру – мальчонка есть. Я ему до того ум-то выправлю. Ага, еще бы! Кому не охота царем стать?! Он уж как нанюхается воли – не удержишь!..
…Вот сидит себе такой… мышонок… худенький… Сидит он в комнатешке плохонькой. Ножку под зад подвернул… А сам… А сам… Над людьми царствует! Припишет тебе, что умер, мол, двадцати лет от роду. Да ты хоть заживись до двуста лет – без тебя дело решено!
…А вдруг вздумается ему, – скучно ему вдруг сделается, – так он возьмет да и всех их на войне сразит! Либо земли под воду опустит!.. (Подумав.) Ведь так только Бог, если рассудит, то поступать волен…
Молчание.
ВАРЛААМ. А если ты царь… Если так… То знаешь ли ты, что ты – тиран! Тиран! И творишь ты произвол над душами и всяческое преступление! (Помолчав.) Тебя Бог осудит…
ФЕДОР. Вот невидаль! Тиран… Бумажку исчиркал – эка! – караул кричи!
Из-под кровати вылезает ГРИША, он пьян.
ГРИША. А что это, брат, твой мальчонка все такой злой будет? Зачем? Тиранить нехорошо! Можно и добром править. Вот, к примеру, – голод большой нападет. Писать, что амбары от хлеба, мол, – ломились! Нищих – Христа ради уламывали хлеба забрать с глаз долой!.. (Тихо.) Э-э!.. Вот ведь как можно! Я сразу-то и не додумался! Можно сделать такое государство, где одно добро и будет! Всем все поровну – пусть все смеются и поют. Все задружились и помирать не хотят…
ФЕДОР хохочет.
ВАРЛААМ. Так нельзя.
ГРИША. Почему? Уж сразу и нельзя…
ВАРЛААМ. Надо – как было, так все и писать.
ГРИША. А как было? Кто ж помнит?
ВАРЛААМ. Тогда… Как должно было быть!
ГРИША. Вот канитель!.. Да кто ж знает?..
ВАРЛААМ. Потому – нельзя сразу: вчера стряслось, а ты уж – с пером! По времени должно строго отстоять! Как время пройдет. Как видать все станет. Тогда только!..
ФЕДОР (вскинулся). Мне-то что делать, когда время идет?!.
ГРИША. Да в уме ли ты? Рыло тупое, рыло и есть! Кто ж сам от престола отказываться станет?!.
ВАРЛААМ. Да вы что?! Так ведь каждый переписчик престолом забредит. Комнатешка плохонькая, да и за нее спасибо!.. Нет, брат, я думаю, и поумнее тебя люди найдутся. Они так сделают, как ты и не думаешь. Поленницу дров тебе велят сложить – ты и клади! Что скажут – то и пиши! Пропись сделаешь – розги! А подпишешь чего… (Помолчав.) Голову напрочь! Да присмотр приставить! Приказная чтоб была – такими делами ведать! Вот это, я думаю, – по уму и будет.
ГРИША (вскакивая). Да ты что?! А как же… Вот он (тычет пальцем в лист), он разве не тираном был?! Скажи как на духу!
ВАРЛААМ. Ну? Ну хоть и был, а что?
ГРИША. Так что – хвалить, что ли? Неправда это!
ВАРЛААМ. Что? А молчи – вот что.
ГРИША. И что?