Ей больше нечего было добавить. Вот в проходе появился силуэт миссис Пилкингтон со связкой ключей в руке. Девушки встали, выбросили сигареты и повернулись, опустив головы. Мэри двинулась вперед. Сказать ей было нечего. На ступеньках она повернулась и помахала рукой. Приятели проводили ее взглядом, не вынимая рук из карманов, потом развернулись и пошли восвояси вдоль по длинной улице.
— А, опять ты, — сказал водитель.
Что же ты такого натворила, спрашивала себя Мэри, выходя из чрева красного автобуса. Водитель смотрел на нее, дыша через рот. Это был крупный и грузный мужчина, такой же красный, как и автобус, которым он управлял. Она тоже посмотрела на него, вернее, просто отразила его взгляд, как будто была не более чем зеркалом. Автобус послушно стоял, шумно дыша через рот, отдуваясь и готовясь снова тронуться в путь. Дверь захлопнулась, и, оглушительно дребезжа, автобус отъехал.
Дальше Мэри пошла пешком. Серые, однообразные, покрытые мхом дома со множеством окон смиренно стояли в стороне от дороги, за узкими полосками травы, над которыми поливальные машины воздвигали мимолетные радуги. В вязкой тени под оградой сада мельтешило конфетти бабочек и пухлых пчелок… Все это предстало перед Мэри в свете воскресного утра. Это было время, когда ей удавалось отпустить свои чувства поиграть, порезвиться в пышной роскоши настоящего, но сейчас ее мысли бились в горячечном тягостном тумане. Она утратила навык выбирать объект для размышлений. Кажется, теперь ее мысли больше ей не принадлежали.
Откашливаясь, оправляя блузку, без нужды постоянно щелкая замком сумочки, Мэри спрашивала у других людей дорогу. Их кругом было не так-то много — мужчины с кипами газет, женщины с колясками, дети, старики, — однако спрашивать дорогу было надежным способом добраться куда надо. Со временем он всегда срабатывал.
Она нашла нужную улицу и отсчитывала дома с замиранием сердца, как вдруг застыла, прижав руку ко рту… К ней пришло еще одно воспоминание… Нет, только не сейчас, только не сейчас, взмолилась она, вспомнив, как очень давно ей пришлось покинуть свою комнату и войти в другую, наполненную другими людьми. На ней было розовое платье, которое так нежно ласкало кожу. Оно было не какого-нибудь пастельного цвета, в который наряжают всех маленьких девочек, нет, в цвете ее платья таилась нежность, а также кровь, оттенок плоти — десен и самых сокровенных частей тела. Она задрала платье и заморгала, когда перед глазами промелькнула его тень. Разгладила ткань на бедрах с такой заботой, как будто та была одного цвета с ее душой. И такой же текстуры. Окинула взглядом комнату — свою комнату, которая опять превратилась в безликую декорацию, — потом открыла дверь и пошла по коридору к другой двери, за которой скрывались чужие глаза и голоса.
Откроется ли она теперь, подумала Мэри, затаив дыхание и стиснув голову руками. Она стояла одна на притихшей улочке. Ну, сейчас я все узнаю.
Глава 11 Чья Малышка?
Дверь открылась. На пороге стояла дама в черном.
Мэри хотела было заговорить, но смутилась.
— Что тебе, Малышка? — участливо спросила женщина.
У Мэри застучали зубы.
— Малышка? — пролепетала она.
Женщина подалась вперед. В ее глазах промелькнуло замешательство.
— Ох, прошу прощения. Господи! — Она отшатнулась, прижав руку к сердцу. — Не обращайте на меня внимания. Чем могу помочь, дорогая? — добавила она деловым тоном.
— Видите ли… Простите, я всего лишь…
— Вы точно в порядке? На вас лица… возьмите мою… Джордж!
Спустя пять минут Мэри уже пила чай на залитой солнцем кухне. Следуя примеру дамы в черном, Мэри держала чашку обеими руками. Она решила: «Я девушка, а раз так, то я пью горячее, держа чашку обеими руками.