А может, из него просто уходит жизнь, предположила она, переведя взгляд на устрашающие перемены, происходившие внизу. Униженно — и не скрывая облегчения — люди всех видов послушно заторопились, гонимые сгущающимся страхом. Улицы, казалось, устали от пестроты и разнообразия и утрачивали без сопротивления свои краски, одни постепенно, другие с болезненной внезапностью. Вскоре проходы и ограждающие их высокие стеклянные стены будто бы поменялись местами — или по меньшей мере договорились между собой о разделе оставшегося: уличные экипажи раскололись пополам и пустились наперегонки со своими призрачными двойниками. Синюшное небо подступало все ближе. Переполненные страхом небесные вагонетки накренились, приоткрыв свой истинный цвет, потом перевернулись и обрушили вниз свое содержимое, а люди спешно пытались укрыться от рушащихся небес.
И куда же они намерены попрятаться? Скоро вообще все исчезнут, и тогда она останется одна. Какой - то человек второго типа, ковылявший мимо, заметил ее, остановился, обернулся и сказал испуганно:
— Так и помереть недолго.
— В самом деле? — удивилась она.
Она пошла дальше. Люди скапливались в освещенных местах. Они то погружались в безжизненную тусклую тишину, примериваясь к эстафете желтых огней, то сворачивали в шумливые проходы, где кипели работа и движение. Поодиночке или группками, все они в конечном счете ныряли во тьму, преисполненные твердого намерения попасть в какое-нибудь другое место, пока это еще было возможно. Некоторые продолжали разглядывать ее, теперь лишь скользя взглядом по фигуре — по ногам, по лицу, а то и снова по ногам, в зависимости от того, к какой категории они принадлежали сами.
В какой-то момент на улицах воцарился полный хаос. Последняя спазматическая агония злобы наводнила их русла. Некоторые прохожие экспериментировали с собственными голосами, проверяя запасы криков и ругани, наполнявшие их легкие. Другие без оглядки устремлялись в темноту, в самые укромные ее уголки, как будто только им одним были известны лучшие места для укрытия. Именно тогда она ощутила, как к ней, круто меняя направление, приближается опасность. С каждым поворотом скрытая угроза, казалось, все больше была готова вырваться на свободу — скоро кто-то или что-то почувствует необходимость нанести ей особое повреждение.
Довольно с меня, сказала она себе. Она решила выбраться куда-нибудь и покончить со всем этим.
Только когда мир понесся мимо нее с головокружительной скоростью, она поняла, что бежит… Ей понравилось бежать. Это было ее первым осознанным настоятельным побуждением. Кирпичные переходы проносились мимо. Оставшиеся прохожие оборачивались ей вслед, некоторые что-то выкрикивали. Какое - то время один из них неуклюже галопировал следом, однако вскоре она оставила его далеко позади. Похоже, она могла бежать с любой скоростью, с какой пожелает. Она решила, что бег сэкономит время, что ускорение неминуемо приблизит следующее событие.
Наконец она повернула в ту сторону, где людей уже не оставалось. Бетонный пол уперся в какой-то иной вид жизни. Это был край того мира, в котором она находилась. По ту сторону острых прутьев простиралась безмятежная изумрудная страна. В вышине, обнаружила она, все те же рыхлые существа, но отяжелевшие и налитые багрянцем, приплыли обратно под свою сияющую крышу, а их помрачневший божественный хозяин багрово мерцал в окружившей его тьме. Вдруг она заметила дыру в огромной клетке: тропинка вела прямо в зеленое поле, и границу отмечала всего лишь одна горизонтальная планка белого цвета. Она подошла поближе, проскользнула под ограждением и со всей скоростью, на какую была способна, помчалась по открывшейся перед ней мягкой земле.
Почти сразу она нашла хорошее место для укрытия: в основании склонившегося дерева обнаружилось влажное дупло. Прерывисто дыша, она улеглась в нем, скрутившись комочком. Ее пронзила дрожь — вот и все, поняла она, сейчас я умру.