Богдан врезал Старому Пропойце каким-то садовым инструментом. Потому у него и были подбиты оба глаза. Получилось это случайно, но все-таки.
– От кого сведения?
– От старшего по бараку Богдана. Тот услышал это от адъютанта Прюфера. Адъютант – от самого Прюфера. А Прюфер – от Старого Пропойцы.
– Так. Значит, единственный источник – Старый Пропойца. А что произошло с Богданом?
– Голо, зачем спрашивать? Заключенный не может вышибить Коменданту мозги и ожидать, что это сойдет ему с рук. Представь, что было бы, если бы поползли слухи. Не обошлось, конечно, и без мелочной мести. И тебе следует извлечь из этого урок. Не связывайся со Старым Пропойцей.
– Как быстро за ним пришли? За Богданом.
– Той же ночью. Его просто засунули в очередную партию. И знаешь, что еще? Прежде чем покинуть сад, Богдан размолол в кашу любимую черепашку детей. Расплющил ее лопатой.
– Почему он это сделал?
– Потому что знал, какой конец его ждет.
– Нет, – сказал я. – Богдан Жозек был профессором зоологии. А внешне походил на старого поэта. Ну хорошо, что мне сказать Ханне? В конечном счете.
– Ты же мог выяснить все и сам. Я скажу тебе, кого следует расспросить. Ее даже подкупать не придется. Дашь ей за старания пару сигарет.
– Что мне сказать Ханне?
– То, что рассказал тебе я. Скажи, что это версия Долля, а единственное, что известно тебе наверняка, – Богдан уже на небесах… Посмотри на Ильзу. Господи, ее девчонка вряд ли старше Эстер.
Я спросил:
– Как ведет себя Эстер? И как ты ее вызволил?
– Кстати, брат, спасибо, что предложил мне деньги, но от них теперь толку никакого. Слишком много их здесь болтается. Произошло что-то вроде инфляции. А все из-за драгоценностей. Я предложил Оффу тысячу рейхсмарок. Мелкий пидор пожелал получить десять. А я уже отдал пять сотен старому хрену из почтовой цензуры. Ну и сказал: «Отпусти ее, и немедленно, иначе я тебе всю рожу расквашу».
– Борис.
– Больше ничего не придумалось. Меня машина ждала.
Мы оба смотрели на Ильзу, которая, похоже, учила Хедвиг вальсировать.
Борис сказал:
– Ну ты полюбуйся на нашу берлинскую пятничную давалку.
Выражение «берлинское пятничное купание» и родственные ему появились благодаря недавнему указу, запретившему жителям столицы Рейха принимать ванны в любые дни, кроме субботы и воскресенья.
– Я у нее теперь на плохом счету.
– Да что ты? – удивился я. – И почему?
– Осрамился немного. Не будем пока об этом. Меня тогда больше интересовала Алиса Зайссер… Я сегодня присутствовал при окончательной обработке, Голо.
– А. То-то я смотрю, ты нынче немного… не в себе.
– Окончательная обработка. Видел бы ты, сколько их туда запихали.
– Тише, Борис.
– Вертикальная упаковка. Как сардины в банке, только торчком. Вертикальные сардины. Они стояли на ступнях друг друга. Слипшись. А дети, младенцы, те просто висели среди взрослых на высоте их плеч.
– Тише.
– Бережливость, ничего не попишешь. «Циклон Б» дешевле пуль. В этом все и дело.
От соседнего столика к нам повернулась и уставилась на нас мясистая физиономия.
Борис, естественно, глаз не отвел, но громко спросил:
– Что? Что?.. О, да это веселый нищий, не так ли? Деньгами любишь сорить, верно?
Физиономия немного помедлила и отворотилась.
– Не забывай, Голо, – понизив голос, сказал Борис. – Когда будешь с Ханной. Ты ее единственный друг.