О Джине же он знал все меньше и меньше. Малыш Марко, к примеру, верил, что море выдумал кролик, который живет в гоночной машине. Это еще можно обсуждать. А вот во что верит Джина, Ричард не знал. Космогонию ее души он знал все хуже и хуже.
Вот она стоит — светлая губная помада, светлая пудра, светлый шерстяной костюм, — держит чашку в ладонях. Другие работающие девушки, с которыми Ричарду когда-то приходилось делить постель, обычно начинали готовиться к очной ставке с внешним миром уже с одиннадцати вечера. Джине на все про все требовалось двадцать минут. Ее тело не создавало ей проблем: шампунь «два в одном», быстросохнущие волосы, ясные глаза, которые нужно лишь слегка подчеркнуть, язык нежно-розового цвета, десять секунд на сокращение кишечника, и тело, на котором любая одежда сидела как влитая. Джина работала два, иногда три дня в неделю. То, чем она занималась, эти ее паблик-рилейшнз, казались Ричарду гораздо таинственнее того, чем занимался или, лучше сказать, безуспешно пытался заниматься он, сидя в своем кабинете. На ее лицо сейчас, как на солнце, нельзя было смотреть, не прикрывая глаз, хотя, конечно, солнце без разбору светит всем и каждому, и ему все равно, кто смотрит на него. Полы халата Ричарда опустились на пол, пока он пытался своими обгрызенными пальцами застегнуть Мариусу рубашку.
— Не можешь? — спросил Мариус.
— Хочешь чаю? — невпопад спросила Джина.
— Тук-тук, — сказал Марко.
— Я застегиваю. Нет, спасибо, все нормально. Кто там? — подал реплику Ричард, отвечая всем по порядку.
— Ты, — ответил Марко.
— Ну же, застегни. Ну давай же, папа, — сказал Мариус.
— Кто — ты? — ответил Ричард, — Ты хотел сказать, застегивай поскорее. Я стараюсь.
— Дети готовы? — спросила Джина.
— Эй, отзовись! Тук-тук, — сказал Марко.
— Думаю, да. Кто там?
— А дождевики?
— Эй!
— Нужны дождевики?
— Ты как хочешь, но без дождевиков я их в такую погоду никуда не повезу.
— Эй! — сказал Марко.
— Ты их сам отвезешь?
— Кто — эй? Да, думаю, да.
— Что ты кричишь?
— Посмотри на себя. Ты еще не одет.
— Сейчас оденусь.
— Почему ты кричишь?!
— Уже без десяти девять. Я сама их отвезу.
— Да, ладно. Я их отвезу.
— Папа! Почему ты кричишь?!
— Что? Я не кричу.
— Ты ночью кричал и плакал, — сказала Джина.
— Правда? — удивился Ричард.
Все еще в халате и в шлепанцах на босу ногу, Ричард пошел провожать жену и детей. Он вышел вместе с ними из квартиры и стал спускаться вниз по лестнице. Но вскоре они вырвались вперед, так что когда он обогнул последний поворот лестницы, то успел только увидеть, как входная дверь открылась и закрылась, — и веселый ветерок исчез, щелкнув на прощание хвостом.
Ричард забрал свою газету «Таймс» и свою второсортную почту (в дешевых конвертах из грубой бумаги, никому не нужные письма, пробирающиеся по городу ужасно медленно). Ричард внимательно просмотрел газету и наконец дошел до рубрики «Поздравляем!». Вот оно. Там даже была его фотография в обнимку с женой — леди Деметрой.
В одиннадцать Ричард набрал номер. Он почувствовал прилив нервного возбуждения, когда Гвин Барри сам взял трубку.
— Алло?
Ричард перевел дух и произнес с расстановкой:
— …Ах ты, старый хрен.
Гвин помолчал. Наконец до него дошло, и он расхохотался благодушным и даже вполне искренним смехом.