Всё изменилось в середине девятнадцатого века, когда близ колонны случайно нашли массивный каменный куб в виде головы медузы. Он оказался основанием огромного тетрапилона. Начались раскопки, и постепенно археологи вышли на уровень мраморного покрытия площади, которое располагалось на глубине трех метров от поверхности. Вскоре родилась идея восстановления Форума, с чего, собственно, и началась научная реконструкция исторической части Константинополя. Вся позднейшая застройка в этом районе была разобрана, после чего открылись следы древних портиков и зданий. Конечно, о пропорциях большинства из них оставалось только догадываться, но все же удалось воссоздать круговую колоннаду, два арочных проезда, соединявших Форум со Средней улицей, фонтан со статуями и два храма – Богоматери и святого Константина. Позже возвели здание верхней палаты Синклита – в память о том, что в прежние времена он собирался где-то здесь. Из портиков были и выходы к Императорской библиотеке, Археологическому и Историческому музеям.
Беломраморная «чаша», к которой со Средней улицы вели два широких лестничных схода, конечно, затрудняла движение, поэтому двумя кварталами севернее проложили параллельный проспект, а древнюю дорогу от Августеона до Форума Константина, а затем и дальше, до самого до Форума Быка, сделали пешеходной зоной. Впрочем, по длинным участкам Средней между восстановленными площадями можно было бесплатно передвигаться на электромобилях, сцепленных в недлинные поезда.
Полированные камни Форума Константина сверкали и дышали жаром, от них рябило в глазах. И не только из-за блеска, но от того, что здесь был собран мрамор самых разных оттенков – от древнейших камней, серых и источенных непогодой, до современных вставок, которые хоть и подбирались по цвету, но все же явственно выделялись на общем фоне.
Сегодня друзья спешили не на заседание верхней палаты Синклита и даже не в читальный зал Императорской библиотеки, всё было гораздо прозаичнее: за Фомой и Панайотисом бесшумно закрылись стеклянные двери, и они очутились в недрах «Мега-Никса». Здесь было прохладно, но людно и шумно. Сразу запахло рыбой, разогретым маслом и свежей зеленью. Стратиотис недовольно поморщился: он не любил сильных запахов.
– Пойдем-пойдем! – Амиридис подтолкнул друга. – Увидишь, здесь очень мило!
Главный столичный «Мега-Никс» или, как его называли между собой сотрудники фирмы, «Дворец» располагался в двух шагах от Форума. К нему вел широкий проход, начинавшийся от южного портика. «Мегу» давно уже полюбили туристы, гуляющие по главной улице, покупатели, ошалевшие от толкотни Большого Базара, и, конечно, завсегдатаи Ипподрома, наводнявшие «Дворец» в праздничные дни. «Мега-Никс» занимал просторное здание, построенное специально для «быстрой еды». Конечно, архитектор не по своей воле ограничился двумя ярусами, но что было делать – пришлось вписывать заведение в формат одной из главных имперских площадей. Зато внутри фантазия зодчего разыгралась вовсю: здесь имелись общие залы, отделанные досками в морском стиле, уютные уголки на несколько столиков и даже трапезные, где посетитель мог пообедать в относительном уединении – длинные столы были там придвинуты вплотную к высоким мраморным перегородкам и дополнительно разделены на небольшие отсеки. К одному из таких отсеков и направились друзья. Фома погасил телеэкран, где молоденькая дикторша рассказывала о результатах сегодняшних забегов, и вызвал сенсорное меню.
– Смотри, Пан, всё просто.
Он потыкал пальцем в названия блюд, которые Стратиотис даже не успел прочесть, и вставил в гнездо банковскую карту.
– Две-три минуты – и наша рыбка приплывет пневмопочтой прямо сюда. Никакой толкотни!
Панайотис усмехнулся:
– Да, техника! Но, ты знаешь, мне всё же это не по душе. Еда – дело интимное, ее должен готовить старый повар, и чтобы верный слуга строго по расписанию подавал обед на фамильном фарфоре… А чем есть вот так, лучше вообще не есть.
– Ой-ёй! – Амиридис расхохотался. – Откуда в твоем монастыре слуги и фарфор? Разве они монахам полагаются?
– Да я же и не монах еще!
– Ты хуже монаха, ты зануда! Многие монахи веселее тебя, хотя и у них слуг не водится.
– У них есть послушники и трапезники. – Стратиотис нахмурился.
– Ладно-ладно, не обижайся, я же шутейно! Не хочешь – не ешь, разве тебя заставляют? – Фома пожал плечами. – Ты же, бедняга, не по своей воле сюда притащился, а по воле твоего типа из «Византийской культуры». Ну, вот и сиди, впитывай, как наша культура здесь реализуется.
– Ой, наша ли? – усомнился Стратиотис. – Это все-таки турецкая выдумка и западная отчасти, а потому…
– А потому будь доволен, по крайней мере, тем, что здесь всегда постный стол!
– Да какой же постный, если рыба это практически скоромный продукт! Так, по немощи, в праздники допускается, – заворчал Панайотис.
– На тебя совсем не угодишь!
– Отчего же, я очень восприимчив ко всему хорошему.
– Ну, вот и воспринимай хорошую рыбу в хорошем месте. Думаешь, сюда монахи не ходят, даже строгим постом? Ходят, не беспокойся. Да еще владыченькам носят вкусные кусочки.
– Вот видишь! Получается, мне нужно писать про дом обжорства!
– Почему сразу обжорства? Разве мы виноваты, что нам нужно что-то есть… хотя бы через два дня на третий! А турок ты зря помянул всуе, беды не от них. Если сейчас начать считать, что у нас турок придумал, а что венецианец или скиф, то, знаешь ли, дружок, мы себя сильно обедним. Пусть лучше все будет византийское!
В этот момент два теплых контейнера с тихим звоном выскочили из раздаточного шкафчика. В них были белые булки, из которых торчали хвосты жареных ставридок, обернутые листьями салата. К блюду прилагался пакетик с лимонным соком и маленькая бутылка пива «Эфес».
Пахли никсы аппетитно, и журналист невольно сглотнул.
– Давай-давай, ешь, не изображай доместика в отставке, – сказал Фома, открывая «Эфес». – Небось с утра голодный.
– Стоит ли? Мне еще, может быть, машину вечером вести. – Панайотис с сомнением осмотрел запотевшую бутылочку.
– У меня есть предчувствие, что сегодня ты обойдешься без машины. – Амиридис хохотнул. – Давай, за удачный репортаж!
– Да, спасибо! Без тебя уж и не знаю, что бы я тут делал…
Ставридки были обжарены до золотистой корочки, но не потеряли сочности. Уплетать их, поливая лимоном, было ни с чем несравнимым наслаждением. Когда друзья разделались со своими порциями, подошедший официант вежливо поинтересовался, все ли в порядке и не нужно ли чего еще.
– О, привет, Грига! – воскликнул Амиридис. – Не ожидал тебя увидеть.
– Здравствуйте, – медленно проговорил Панайотис, оборачиваясь.
– Ты не помнишь Григория? – Фома повернулся к другу. – Это же брат Лизи, она с ним в прошлом году приходила праздновать день Восшествия на престол!
– Ой, действительно, я запамятовал. Еще раз здравствуйте! Как вас Бог хранит?
– Хранит, не жалуемся. – Григорий усмехнулся.
– Вы знаете, ведь я здесь никогда не был. И сейчас-то по заданию одной газеты. Постигаю жизнь во всей ее неприглядности… то есть, я хотел сказать – во всех красках.
– Ну, и как вам нравится здесь? – спросил официант.
– В общем ничего, только вот эти запахи… Рыба, горелое масло…
– Да что вы, что вы! – Григорий замахал руками. – Это вы просто не знаете, как пахнет горелое масло. У нас за этим строго следят! Да и с кухни сюда ничего не проникнет. А рыба… Ну, что делать, еще не придумана рыба, чтобы… Вот не говорить она может, а не пахнуть – нет. Но разве плохой запах? Особенно если не нюхать его здесь каждый день.
– А что за публика здесь обычно?
– Публика разная. Походите, посмотрите, раз у вас репортаж. Да вам, наверное, и с директором неплохо встретиться?