Императрица, как всегда, великолепна. Как она себя держит! Я больше всего жалею о своем отравлении из-за того, что упустила возможность вблизи поглядеть на нее. Ооочень надеюсь, что ты расскажешь мне о ней подробно!
Кто этот красавец-возница, который в первый день выиграл четыре забега? Комментаторы на ТВ были как-то скупы, а в сети я нашла про него совсем мало: Василий Феотоки, семья незнатная, отец погиб в автокатастрофе, одна сестра монахиня (!), а другая еще маленькая. Ездит верхом с 10 лет, зарабатывает на жизнь веб-дизайном (ну теперь-то не придется уже, наверное, разбогатеет!). По ТВ сказали, что в колесничных бегах он тренируется только год, все поражены его нынешним успехом. Сгораю от любопытства и жду, что ты расскажешь о нем побольше!
А у тебя был такой вид, будто ты, надевая рубашку, забыл вытащить вешалку! Что там с тобой происходит? Мамик звонила и бодро доложила, что все прекрасно, но честно говоря, я немного беспокоюсь.
Пожалуйста, черкни хоть пару строчек!
Твоя Лаура.
* * *
Дари глядела на огромный экран, где крупным планом показывали Василия – во втором заезде он пришел после Ставроса, но в третьем опять победил, – и думала, что у него очень красивая улыбка и вообще он ужасно пригож и напоминает античного героя… Наверное, если бы греки до сих пор создавали свои глиняные вазы с росписями, они бы изображали эти бега и победителей… А может, они и теперь такое делают?
– Послушай, Лари, а у вас тут не делают расписных ваз или статуэток… ну, как вот в античности, с изображениями героев, победителей на играх?
– Делают! Есть несколько фирм, которые этим занимаются, у нас в Городе «Лекиф», а самая известная – «Амфора» в Афинах, они даже по древней технологии делают вазы, но такие ужасно дорогие, по современной дешевле, конечно… Статуэтки тоже, да! А ты что, думаешь, изобразят ли Василя на вазе, если он победит?
Дари покраснела.
– Нет… Так просто, подумалось…
Она не решилась признаться Иларии, что думала о Василии. Ее саму смущало, что она слишком много о нем думает – и это вместо умной молитвы! Но какая молитва на ипподроме, в таком шуме, в таком азарте?! А вот Лари, она молится? Что-то не похоже… Но спрашивать об этом, наверное, неприлично – все-таки молитва это такое… интимное. Правда, в ее обители на родине сестры порой спрашивали друг у друга, «как идет умное делание», на каковой вопрос было принято, смиренно потупя взор, отвечать нечто вроде: «Помаленьку, с Божией помощью, вашими молитвами», – но, пожив в обители Живоносного Источника, Дари уже усвоила, что тут не принято любопытствовать о мере духовного преуспеяния и вообще о внутренней жизни других: это было личное дело каждого, лезть в эту область без приглашения считалось дерзостью.
– На вазах изображают обычно только тех, кто взял, по крайней мере, три Великих приза, – поясняла между тем Лари. – А так – если только кто-нибудь закажет. Но вообще эти фирмы больше любят древние сюжеты – античность, средневековье… Правда, конечно, государя изображают и августу… А еще, когда у них дети рождаются, тоже выпускают специальные вазы, очень красивые, у моих родителей есть такая, в честь рождения принца Кесария! Там он с императором и императрицей изображен, принц у августы на руках, и еще принцесса рядом маленькая.
– А как твои родители относятся к тому, что ты хочешь стать монахиней? – рискнула спросить Дари. – Они не против? Ты же у них одна.
– Ох! – Лари горестно вздохнула. – Мама очень расстроилась, когда я поселилась в обители, даже плакала… Сейчас-то она вроде уже смирилась. А папа… он сказал: всё это ерунда и я сама пойму, что это не для меня. Смеялся даже, говорил: «Рыжая монашка – как дырявая рубашка!» Я тогда на него очень разозлилась! Мне даже вот нарочно хотелось ему доказать, что я могу так жить! Но у нас в обители не постригают до окончания института, поэтому я учусь, еще два года, а потом… не знаю. – На ее щеках внезапно проступил легкий румянец, и она быстро проговорила: – Мне, конечно, хотелось бы остаться!
– Так и останешься, если хочешь! У вас же никого не гонят, ты говорила… А почему ты вообще решила идти в монастырь?
– Из-за романа про Кассию. Я его прочла, как только он вышел, у нас в Универе его обсуждали много, особенно на истфаке, спорили даже, правильно ли там показано то или это. – Лари рассмеялась. – Ну вот, а у меня подруга на истфаке, она мне про него и сказала, я прочла, и во мне что-то такое… ну, как перевернулось! Так вот подумалось: здорово, такое вот всё это… высокая жизнь! И не тупая какая-то, не то чтобы залезть в пещеру и только молиться да поститься… Ну, то есть, – она немного смутилась, – я не хочу сказать, что отшельники тупые, вообще-то у нас и сейчас много отшельников, особенно в Азии и в Сирии. Но такая жизнь – она ведь не для всех… То есть, если б я думала, что монашество это только поститься и молиться, сидеть в пещере и ни с кем не общаться, то я бы и не захотела так жить! А тут мне захотелось посмотреть, что это за Кассия Скиату и в каком монастыре живет, раз она романы такие пишет. Ну вот, и мне в обители очень понравилось, просто очень-очень! Так вот я там и оказалась.
– Да, у вас обитель чудесная! – с жаром сказала Дари. – Я и не поверила бы, что так бывает, если б сама не увидела! Но я всё хотела спросить: неужели у вас все монастыри такие?
– Нет, конечно, нет! Всякие есть. Есть и более традиционные, что называется, но это чаще за городом или где скиты и отшельники, они ведь до сих пор в древних пещерах живут, в ущельях, в горах… Мне наши сестры рассказывали, они бывали в Каппадокии, там древние монастыри, церкви, фрески потрясающие! Я тоже очень хочу туда съездить! Вот, хорошо, что ты спросила, я непременно покажу тебе, у нас есть несколько альбомов с фотографиями, о, как там красиво! Но там сурово, не как у нас! Каменное всё, и кельи, и трапезные, и всё-всё, и воду надо издалека носить, и колючки растут… Правда, во многие места теперь подвели воду, но есть и такие, где монахи за километр-два ходят за водой, представь! В общем, это подвиги там, да, нам такое и не снилось! Но там женщин мало живет. А в городах монастыри больше похожи на наш, хотя многие и попроще. А есть и плохие, где жизнь распущенная… То есть ты не думай, что у нас во всех монастырях переводами занимаются и книги издают! Просто тут у нас, понимаешь, столица, традиции такие, много ученых монастырей: Студийский, Сергие-Вакхов, Пантократор, Хора… Но это мужские, а из женских наш, наверное, самый известный, и еще Мирелейский. Еще в Элладе много ученых обителей, а вот в Вифинии и туда дальше в Азию, там уже всё суровее… Да тут и на Босфоре есть монастыри, где жизнь строже, чем у нас. Но вот мрачных лиц у нас и правда нигде нет, ну, то есть я не видела, я бывала с матушками в разных обителях… Есть такие, где сестры попроще и жизнь больше хозяйственная, но все-таки все радостные, и книги читают, и на все службы ходят. То есть не как у вас – работать-работать-работать, а потом упасть и всё, не-ет! У нас такого, думаю, нигде нет, я поэтому так и удивлялась, когда ты рассказала про всю эту вашу… каторгу!
– Да, хорошо вам! – Дари вздохнула.
Внезапно откуда-то донесся сильный аромат жареной рыбы, Дари даже оглянулась: сзади, чуть левее, сидели двое мужчин, держа в руках голубые коробочки с ярко-красной надписью. «Мега» – прочла Дари на одной, но дальше буквы закрывала рука едока, который с наслаждением обгрызал поджаристый рыбий хвостик, торчавший из коробочки.
– Что это они там сзади едят? – тихо спросила Дари.
Лари взглянула и с улыбкой ответила:
– Да это же мега! Меганикс, наши знаменитые ставридки! Вкуснотища, обожаю их! Разве до вашего царства они до сих пор не добрались?!
– Меганикс? – удивилась Дари. – Так это он и есть?! И у вас его тут вот так прямо едят… на улице?
– А что? – в свою очередь удивилась Лари. – У нас его везде едят! Это же быстрая еда!