Вот и отражение Кертиса: серенький, скромненький, забился в уголок на корме, вертит в ручонках блестящий шарик. Весь ушёл в любимое занятие. Шёрстка на головке белая, и я его назвал «Седой». Четверо из пяти оказались мужского пола.
Копия Андрия – «Казачок», кто же ещё! – имеет усы, лысину с оселедцем, отличается гибкостью гимнаста. Сидит на рее, изредка поглядывая на меня. Без особого интереса. Больше привлекает Казачка обезьянка, изящно полулежащая у входа в рубку с палубы. Без сомнения, дама. Костюмчик на ней почти прозрачен, на ушках серьги, в носу колечко. Имя? Что проще, конечно, Джина.
Свою копию рассматриваю дольше. Белые брюки, рубашка… Уши, глаза – они сразу привлекают интерес. Но как он спокоен! Никакой мимики, отрешённое созерцание обстановки в рубке реальной «Ареты». Поколебавшись, присваиваю имя: «Белый Йог».
Через часок земного времени я пресытился обследованием подарка. Стало совсем весело, впервые с момента старта. Маленький зоопарк предложен не для развлечения. Это живое зеркало, отражающее, копирующее, действующее. Только ли внешне?
Мелькнула мысль: изучая обезьянок, мы будем познавать себя. До поры, пока проникнем в собственную суть. И тогда, вероятно, что-то и произойдёт. Может быть…
Я уже не хочу говорить с Пустотой. Там не предтеча Адама, не Пуруша. Подарочек не дедовский и не отцовский, слишком мудрёный. Подозреваю, не обошлось без моих личных представлений о спутниках в плавании. Несомненно, моё подсознание постоянно занято экипажем. Непрерывное кружение непроявленных мыслей…
Да, свежерожденная мысль – потенциальный энергетический заряд. Каждый человек пронизан и окутан их тесно сплетённым облаком. Он излучает их, принимает, связывает-развязывает. И тут не нужны слова, способные лишь ограничить смысл. Почему мы, в таком случае, не понимаем друг друга?
Эмоции? Да, чувства препятствуют объединению. И по этой непрозаической причине «Арета» блуждает как будто не по нашей воле. Возможно, требуется предельное спокойствие. Но оно невозможно, пока не выплеснется наружу то, что кипит в каждом.
Наши внутренние картины реальности не совпадают. Ни по глубине, ни по охвату, ни по чистоте. Вот оно, главное – по чистоте. Зеркала наших разумов затуманены, запятнаны, загрязнены. У каждого – по-своему.
Так же различны наши мыслепрограммы. Мы нацелены на разные точки будущего, на разные проекты его достижения. Нам недостаточно одной «Ареты», их требуется пять штук!
Наши тела изменились. Мы внутри иной физики. Тут царят неизвестные законы и постулаты. Возможно, постулатов-аксиом и вовсе здесь нет. А система мышления – прежняя. Вот где парадокс.
Одному с этим не справиться. Надо идти к Агуаре. Он наиболее раскрепощён из всех, менее земной, чем другие трое.
Я присел перед обезьянками, послушал шум морского ветра, пронизывающего мини-«Арету». Пора. Дежурство – дань прошлому, вещь архаичная и бессмысленная.
Люк открылся легко, будто его только что смазали. Трап проскрипел старым деревом; освещение коридора, разделяющего каюты и рабочие отсеки, струится не от фонарей, а отовсюду извне.
Убежище Агуары. Дверь у него особая, склеена из кусочков самых разных деревьев. Не помню, такая она изначально, или стала… Я по-земному постучал. Легонько, пальцами о дерево. Он, как и все остальные, должен спать. Сон принудительный, под гипноизлучателем. Без такого расслабления нельзя, можно с ума сойти.
Ответа нет, и я нажал рукой на деревянную мозаику.
В каюте царит яркий жёлтый свет. Тоже извне. Агуара сидит на смятой постели и смотрит пустым мутным взглядом. Я видел такие лица. Штурман пьян как сапожник князя из чертога. Алкоголя на «Арете» не водится, не загрузили. И какой в вакууме алкоголь?! Откуда здесь взяться бензольным кольцам?
За спиной Агуары, на белой стене, выцарапаны знаки, закрашенные чем-то бурым. Я всмотрелся. Надпись гласит: «Тот, кто умирает до того, как умрёт, не умрёт, умирая». Над неровными буквами чёткий рисунок – кружок и вписанная в него звёздочка. Какая мудрая и актуальная формулировка. Хорошо успокаивает. Если для Агуары уже нет смерти, и он это знает, то для него нет и жизни. Потому и пьян до отключки.
Пьяный и трезвый, мы заряжены противоположно. Что, собственно, и требуется.
Агуара-Тунпа презрел индивидуальность, отождествил её с внешним миром. Я же, наоборот, отказался от растворения в Пустоте. Столкновение противоположностей обещает плодотворность. Я обежал взглядом интерьер каюты. Кроме жизнеопределяющей надписи, всё стандартно. Полочки, шкафчики, столик, стульчики, фальш-иллюминаторы. Ничего личного, и фотографий из прошлого нет.
Нас учили. Помассировал ему несколько точек на голове, шее – и штурман почти трезв. Увидел меня, нерадостно улыбнулся.
– Капитан… Знаменитый капитан Алекс… Как мне было хорошо. Я почти добрался до цели. Ты поторопился, капитан. Я не успел… Меня ждал ответ. Ответ!
Знаменитый Алекс? Где, интересно, я знаменит? В Зазеркалье разве. И какая у него цель, какие вопросы он там поставил?
Мы – экипаж шхуны, но не моряки. Униформы у нас нет. Каждый наряжается в то, что взял с собой. У меня вот в запасе белый костюмчик. Как на Белом Йоге. Определённо, не понадобится. Зачем я его взял? Для представительства перед внеземной цивилизацией? Агуара сидит в трусиках. Коричневокожий, весь покрытый коротким чёрным волосом, очень похож на Пана. И тот же тёмный огонь в глазах. Он поймал мой взгляд, направленный на стену за его спиной, на формулу бытия.
– Не торопись, капитан. Твоё от тебя не уйдёт. Капля принадлежит океану. Не наоборот. Но океан служит капле, когда той требуется.
Моё недолгое спокойствие рассеялось под вихрем мыслей. Эти слова… Приблизительно так рассуждает сейчас мозг «Ареты», распределённый между Шаром и Перископом. Со мной говорит не совсем Агуара. Не только он. Агуара обезличен, он не совсем человек. И в таком состоянии он страшен, ибо способен сотворить-материализовать любой образ из своего богатейшего внутреннего арсенала. Каплей какого океана он стал? Вакуум неоднороден, в нём свои плюсы-минусы.
Так и есть! На пустой полочке слева возникла модель лодки, двухместной и двухвесельной. И серая тень между вёслами.
Я вспомнил.
Лодка Агуара-Тунпы – средство транспортировки души в иной мир. Средство перехода через грань-черту, через Стикс, Лету… Перевозчик, по имени Харон, наготове. Нет ли на «Арете» своего Харона?
Вода забвения переполняет каюту штурмана. Стоит мне присоединиться к нему – волны захлестнут все помещения «Ареты». И шхуна всплывёт. Где? Знаю где: там, где хранятся ответы на тайные вопросы Агуары.
Нет уж, знаменитый капитан Алекс действительно не торопится. Капитан Алекс не любит ходить чужими путями. А штурман Агуара пока нужен капитану Алексу.
– Поднимайся, штурман! На шхуне чудеса творятся, а ты в волнах нирваны тонешь. Пойдём, поможешь мне разобраться…
Пан будет рад встрече с Агуарой?
А сам Агуара?
Пан обрадовался.
Агуара развеселился.
Они понравились друг другу.
– Истина так многолика, – Агуара говорит мне и улыбается Пану, – Этот зверёныш – моё отражение. Одна из моих граней. Красивая грань, не правда ли?
Я не стал спорить. Оживший Агуара разговорился. Мне требуется определить, кто в нём сидит и к каким действиям готовится.
– Истина превыше правды и лжи. Правда, ложь… Земляне отождествляют их с добром и злом. Подход неверен! Они неразделимы. Как ты его назвал, капитан Алекс?
Я ответил.
– Пан! Замечательное имя.
Агуара никогда меня так официально не называл. Всегда – Алекс.
– Капитан! Я ничего не ел и не пил с начала экспедиции. Другие тоже?
Я удивился: сам не обратил на это внимания.
– В холодильниках всё свежее… Кухня простаивает. Но так даже лучше. Не загрязняем окружающее пространство. Экологически чистое плавание.