– это может быть результатом семейного воспитания, пережитых травм в детстве. Защита от чего-то, чего ему недостает, – мне кажется, вы слишком заняты. Сколько времени вы уделяете своему сыну?
Перед моими глазами пролетели все годы, когда я уходила рано утром, сын еще спал, а вернувшись с работы, недолго брала его на руки и опять отдавала – няне, бабушке, партнеру. Много мероприятий происходило по вечерам. Он плакал, протягивал ко мне руки, а я лишь махала ему на прощанье, стоя в дверях, улыбалась и убегала.
– Немного. – Растущее беспокойство полностью захватило меня. До меня начало доходить, что я совершила фатальную ошибку, исправить которую будет очень сложно. – Боже мой, но почему это не проявилось раньше? – спросила я будто сама себя.
– Обычно это проявляется при гормональных изменениях – в случае, к примеру, с вашим сыном.
– что мне делать? Оставить работу и заниматься с ним?
– Слишком поздно. Найдите ему хорошего психотерапевта.
Найти такого мне удалось только через год – никто не смог убедить сына, что он должен лечиться. Я уже теряла надежду. Он принимал таблетки, но ситуация разительно не улучшалась. Мое подозрение, что он не принимает их, превращалось в уверенность. Я отказалась от интенсивного поиска и наконец, получив заинтересовавшую меня рекомендацию, обратилась к очередному специалисту. Мужчине было лет сорок пять, на первый взгляд он выглядел старше – глубоко посаженные глаза, большая голова, длинные седые волосы стянуты в маленький хвостик, коротко стриженная черная борода создавала разительный контраст с пепельными волосами.
Он усадил нас в кресла, сам сел напротив без единого слова, внимательно рассматривая.
– Мой сын страдает обсессивно-компульсивным расстройством, и мы ищем специалиста.
Психотерапевт остановил меня движением руки и обратился к сыну:
– Хочешь мне помочь вылечить твою маму?
Сын опешил, он не был уверен – всерьез это или просто уловка. Мужчина не ждал ответа и продолжил:
– это серьезно, у твоей матери травма, она думает, что причинила тебе боль и не может избавиться от этого чувства.
Это сработало. Мы посещали психотерапевта как вместе, так и по отдельности.
Первый год был трудным, все двигалось очень медленно, я плакала каждую ночь, как маленькая девочка, – что же я за мать! Через два года состояние моего сына стало заметно лучше, мы проводили вместе много времени. У меня отлегло от души, я опять влюбилась, на этот раз это был словак, и в сорок лет родила второго сына. С самого начала я не стала полагаться на волю случая, временно передала торговый центр коллегам и еще во время беременности начала думать о том, что будет дальше: если я вернусь, снова попaду в этот круговорот и ситуация повторится. Совесть не давала мне покоя, я хотела искупить свою вину. И вдруг мне пришло в голову создать специальный детский сад английского языка, ориентированный главным образом на родителей, на уменьшение рисков воспитания и последствий недостатка внимания. Детский сад, где родители могут в любое время видеть своих детей посредством камеры, разговаривать с ними, обмениваться впечатлениями в течение дня, советоваться с воспитателями, посещать методические мероприятия, на выходные встречаться и ближе узнавать друг друга – родителей, детей, педагогов.
Несколько лет спустя мы с мужем претворили эту идею в жизнь. Начало потребовало значительных финансовых затрат. Когда у вас нет достаточного количества денег, вы обязаны их где-нибудь заработать. Каждый бизнес в начале является убыточным, для детского сада мы взяли деньги взаймы. Другого выхода не было, с работы в бизнес-центре по финансовым причинам я уйти не могла.
Мы снова крутились, как белки в колесе, и все выглядело хорошо.
Но опять пришла жизнь со своей проклятой программой.
Я бежала по лестнице вверх, вдруг ужасно забилось сердце, меня охватила слабость, и я опустилась на ступеньки. Внезапно все вокруг расплылось, я потеряла сознание. Прошло, может быть, секунд тридцать, сердце вернулось в нормальное состояние, и мне стало легче. Я была удивлена. Мы, люди, неисправимы – до последнего момента не признаем свои болезни и слабости. Подобные ситуации стали повторяться. Мое сильное сердце предало меня. Аритмию уже не могли лечить лекарствами, и тогда мне сделали операцию – установили кардиовертер-дефибриллятор, коробку, которая дает сердцу импульс, чтобы оно вновь стало послушным.
– Милая девушка, – сказал врач, которому было лет семьдесят, – прекратите дурить со своей жизнью и судьбой. Ваше сердце говорит, что у него уже нет сил. Далее – никакого стресса, измените свой жизненный ритм. Ясно?
– Господин доктор, я не могу. Разве сегодня можно, если хотите чего-то добиться, сидеть сложа руки?
– Вы правы, это трудно. Еще пару неделек продержитесь, вы достаточно молоды, жизнь еще впереди. Я не психолог, я обычный врач, но вы все-таки подумайте. Что-то мешает вам – кровеносные сосуды в порядке, избыточного веса нет, энергию можете раздавать – но где-то что-то вам вредит.
– я знаю, господин доктор. Я навредила своему сыну, меня совесть гложет, и я не могу избавиться от чувства вины. Пока я ее не искуплю, со мной будут происходить такие вещи.
Солнце зашло, кафе стало серым и грустным, будто вещи вокруг слышали и чувствовали внутренний ритм Мириам. Рассказ медленно оседал у Ричарда в голове. Докуда человек согласен дойти, где находится та граница, откуда уже нет обратного пути? И вообще, существуют ли какие-либо пределы? Для человека, который чего-то упрямо добивается, видимо, нет. Судьбы бомжа и Мириам похожи друг на друга. Понять, что в жизни является самым важным, — это одно, но как вести себя правильно? Возможно, это имел в виду Джон, говоря о третьей степени независимости?
– Теперь вы знаете мою историю. Передо мной несколько путей – и я не знаю, какой выбрать. Я не страдаю от менеджерского синдрома, мне не нужно быстро принимать решения, я не боюсь будущего. С другой стороны, человеку надо зарабатывать, ощущать свою необходимость. Сон о «больших» деньгах рассеялся.
– Тяжело себя простить? Каждый в чем-то виноват. Вы сильная женщина, я восхищен тем, чего вы достигли. – Ричард сам удивлен собственной откровенностью. Впервые он вслух, не стыдясь, высказал кому-то свои симпатии.
– Как себя простить? Мои мысли полны краха, боли и вины. Я дитя нашего времени, которое диктует нам, что хорошо и что плохо. Я не способна иметь независимый взгляд с перспективой, я рассматриваю себя с точки зрения общественных норм и морали.
– Социальный статус, деньги, имущество, common sense – как правило, принятые клише, мораль – вот зеркало нашего успеха! – произносит медленно и пафосно Джон. – Такая ерунда! Государство устанавливает законы, полиция и суды вынуждают их соблюдать. Ни больше ни меньше. Большинство из этих законов бессмысленны и служат только целям отдельных групп людей или решают маргинальные проблемы.
Право оценивать нас имеем только мы сами!
Никто не накажет нас сильнее. А мы часто делаем это и без объективного обсуждения.
– Как просто это сказать, Джон, но ты не находишься в моей шкуре!
– Перестань принимать себя слишком серьезно! Побудь в моей шкуре и посмотри на себя! Твой диагноз: перемотивирована. Все, что ты делаешь, должно быть безошибочным, безупречным, ты чувствуешь ответственность абсолютно за свои действия, ошибки берешь на себя и наказываешь себя. Плюнь ты на это и веди себя нормально. Оставь! Это в прошлом, живи сегодня и будущее само тебя простит. – Джон слегка жмет ее руку. – Извини.
Мириам отворачивается, пытаясь спрятать слезы. Глубоко вздыхает:
– жизнь совсем не проста, но почему, собственно, она должна быть простой? – Встает и протягивает руку. – я позвоню.