Дойдя до дайвинг-центра, увидел скамью. Сел и уставился на чернеющие вдали, за металлическим проливом, горы большого острова. Они казались ненастоящими, плоскими, вырезанными из бумаги, приклеенной аппликацией на серый картон неба. Никак не вязались с той громадой, что были на самом деле.
Под ногами в траве включился автополив. Запах легкого дождя, прибивающего тонкую невесомую пыль к земле. Тот самый, что он не мог вспомнить… Что-то неуловимо изменилось. Асаф перевел взгляд на темные перья облаков, застывшие над силуэтами гор. Снизу перья окрашивались золотым, словно их на глазах макали в невидимое ведро с краской. Все больше и больше. К золотому добавилось розовое, пролилось на макушки гор, между которыми показался бок огромного солнца. Оно не светилось нестерпимо, его жар пока был только обещанием. Асаф боялся моргнуть – и пропустить миг, как золотистый с розовым ободком диск станет виден целиком. Он не заставил себя ждать. Вынырнул, оторвался от макушек гор, сжался, как упругий резиновый мячик, золото поглотило розовое. Будто какой-то механизм прибавил мощность, увеличил концентрацию. На это маленькое новорожденное солнце, неудержимо рвущееся вверх, уже невозможно было смотреть.
Асаф выдохнул. Ему казалось, что он сейчас разгадал какую-то важную давнишнюю тайну, которая жила глубоко в нем и ждала, когда он доберется до нее. Он понимал, что вряд ли кому ни будь сможет об том рассказать, и вряд ли кто поймет, о чем он, но было все равно. Только что, на его глазах, стерлось все, что было до, и новый день начался чистым и ярким.
– Только представь, что это каждый раз происходит немного иначе… – Наверное, он и не удивился, что, Лия тоже здесь. Все, что происходило, никак не могло обойтись без нее. Улыбнулся, не отрывая взгляда от горизонта, спросил:
– И ты смотришь расцветы всю свою жизнь?
– Ага. Ищу, где увидеть. В городе солнце появляется над домами уже взрослым, сосредоточенным и светлым. Такого, как тут, большого, тяжелого, теплого спросонья, нигде больше нет.
В ее голосе тоже слышалась улыбка. Асафу хотелось обернуться, но что-то внутри подсказывало: «Обернешься, и все растает, рассыплется.». Все потом. Извиниться еще раз, подарить то, что она хочет, приготовить лучший в жизни кофе… Потом, когда солнце станет совсем взрослым и светлым… а пока, если не можешь уже смотреть на него, смотри на воду, отгадывай, кто там сейчас, в глубине…
– Асаф, ты что, на штраф нарваться хочешь? Тут нельзя спать, уже туристы идут на пляж! – его за плечо теребил коротышка с ресепшен. Асаф с трудом разодрал словно зашитые веки. Маленькое беспощадное солнце уже палило вовсю. Деревянная жесткая лавка словно специально передавила ребра справа, да и голова казалась совершенно каменной. – Я еще думаю, куда ты мог подеваться, еле нашел… Иди уже, я тебя в магазин пропущу, там спи до открытия. А то и тебе и мне плохо придется!
***
– Выглядишь так, словно всю ночь пил русскую водку и горланил песни! – «Тимати» разбудил его, когда Мохаммед позвал уже на второй намаз. Несмотря на браваду, на мордашке помощника было написано недоумение и растерянность. – Коротышка Али сказал, что ты тут с ночи, спал на лавке… Ты что, Шани обидел? Спутался с кем —то? Напился? Деньги потерял? Эй, скажи хоть что ни будь!
– Ти… тьфу, Ахмед, марш работать! Я сам разберусь!
В зеркале витрин отразилась его заросшая помятая физиономия.
– Привет! Кофе угостишь? – Лия уже угнездилась в углу дивана, выудила из пляжной сумки альбом и пригоршню простых карандашей. Отдельно отложила стопку квадратных желтых листочков, на таких же точно сам Асаф писал рабочие записки разгильдяю-помощнику. Коснулась случайно, и тут же отдернула руку от чучела кобры на столе. Чучело пару лет назад туристы расписали – изнутри капюшона вывели синим буквы ВДВ. Что-то объясняли, но Асаф уже забыл, что они значат.
– Не любишь змей? – сейчас пойдет за водой и заодно умоется, решено!
– Да кто ж их любит? Да и дело не во мне. Вспомнила, как была на фабрике, где из кобр жир добывают. Там такая центрифуга, и сотни высушенных тел, как веревки, спрессованы. До сих пор не по себе, как вспомню…
– Ну, Всевышний создал человека, а растения и животных дал для его пропитания и лечения… Так что все нормально. – Асаф оглянулся в поисках полотенца, а заодно придержал язык. Чуть не проговорился, что женщин создали для того, что б мужчина получал удовольствие. Еще обидится и снова исчезнет. – Многие змеи полезные. Но есть совсем нехорошие. У нас живет рогатая змея. Небольшая, прыгать не умеет. Но очень ядовитая. Укусит и ждет, когда рядом жертва упадет. Хорошо, еще не плюется, как кобра… Некоторые женщины мне напоминают змей, хитрые, умные, прыгают плохо, а кусаются хорошо…
Когда вернулся, заметил, как Лия уже закрыла альбом. Принялась что-то быстро рисовать, листая желтые листочки с начала стопки. К моменту, как кофе был готов, она закончила рисунок на последнем листике.
– Держи. Если прихватить за нижний правый угол, и быстро отпускать, что б перелистывалось, то получается мульт. Вот так!
Он ухватил стопку желтых листочков, ухмыльнулся – как деньги для пересчета.
На желтое небо из-за моря выбиралось сонное солнце. Зевнуло, засучило рукава, и с улыбкой покатилось вверх, по дороге разбудив гору, облако и море. Поскучало, ухватило за бок облако, прикрылось им, как одеялом, и уснуло.
Асаф рассмеялся.
– Ничего себе! Ты это так быстро нарисовала! Не знал, что так можно!
– Я книги иллюстрирую. Люблю ездить, новых людей встречать, потом их рисовать!
– А я тут каждый день новых людей встречаю. Тех, кто раньше уже был, тоже помню. Неделю назад, например, был парень – он каждый год приезжает. Высокий такой, рыжий. Пахнет всегда лимоном и еще бергамотом, любит кальян с фруктовой смесью и кататься на джипе по пустыне поздно вечером. А сейчас я за водой ходил – встретил отца Диму. Он в храме в каком-то вашем северном городе самый главный. Он тоже часто приезжает, вместе с женой. Оба худые такие, глаза цветом на твои похожи – совсем светлые. Он для жены всегда лаванду покупает, а для себя только жир кобры. А больше я нигде и не был, в Каире, и тут.
– А почему… – В магазин, не дав ей договорить, ввалилась шумная компания. Неожиданное раздражение вперемежку со злостью накрыло Асафа с головой. Стараясь быть вежливым, он отвечал на многочисленные вопросы, про себя уговаривал: «Давайте же, уходите, потом, приходите потом!» Но, когда, наконец, покупатели ушли, Лия уже тоже собралась. Отказалась от кофе, не стала смотреть и выбирать духи. Когда вышла за порог, Асаф в смятении подумал, что не нужно ей никакое масло. Она и так вкусно пахнет… Безумно вкусно… Понял, что фантазия утаскивает его далеко и стремительно, рассердился не понятно на что, и занялся делами.
***
– Отлично выглядишь, Асаф! Куда-то собрался? – Все сегодня задавали один и тот же вопрос. Как будто что бы хорошо выглядеть, нужно куда-то собраться. Ну, то есть, да, он, конечно, собрался. И дело вовсе не в любимых белых льняных штанах и красивой тонкой рубахе, вовсе нет. Просто ему так захотелось. Настроение такое, когда внутри все кипит, как вода в турке, и все, что происходит – лишь смолотый кофе, который новый день в тебя насыпает, и чувствуешь, как не можешь просто дать спокойно осесть всему, что происходит, на дно. Нет, ты владеешь в такой момент каждой крупинкой своей жизни, закипаешь, завариваешь, готовишь свою вкусную и ароматную жизнь, удерживаешь пенку от оседания или выкипания. Полон сил, жажды жизни и владеешь миром. И даже если никому об том не скажешь – все вокруг сами увидят и почувствуют.
– Все плохо! – со знанием дела говорил «Тимати» ребятам с бара. – Ты вот когда ни будь видел его разряженным, как фараон на свадьбу? И я не видел. А ведь уже шесть лет его знаю. Этот скупердяй вчера раздарил товара на сто долларов, и мне чуть по голове не дал, когда я ему только намекнул, что так нельзя. Надо что-то делать, а то совсем плохо будет! Когда он придет в себя, то может оставить меня без работы!