– Это ее работа. Но я говорю о девушках с Малберри-стрит, с Хестер-стрит, с Гранд-стрит. Они примерно твоих лет, и здесь частенько человек десять детей ютятся в трех комнатах. А это очень утомительно. И девушки хотят как можно скорее выскочить замуж. Они ищут работящего молодого парня, который сможет их обеспечивать и заберет из семьи, где они прозябают. – Ремо положил сигарету на камень у подножия дерева.
– И вы думаете, что все девушки с Малберри выстроятся в очередь к Чиро Ладзари, чтобы тот освободил их от страданий? – улыбнулся Чиро.
Ремо тоже улыбнулся:
– Сколько-то точно выстроится.
– Ладно, сэр. Я здесь для того, чтобы работать, – торжественно сказал Чиро. – Я не собираюсь становиться частью этой прекрасной страны. Просто хочу накопить денег и вернуться домой в Вильминоре, найти там хорошую жену и построить для нее дом своими руками. Меня бы устроили садик вроде этого и одна сигарета на ночь в удобном глубоком кресле, где я мог бы посидеть и подумать после тяжелого рабочего дня. Я знаю, это звучит скромно, но для меня это была бы отличная жизнь.
– Так ты не станешь Ромео нашей Маленькой Италии?
– Я этого не сказал. Но ничего серьезного, обещаю.
В дверь протиснулась Карла с подносом, полным пышной сдобы. Там же стояли три стакана красного вина. Чиро вскочил, уступая ей кресло.
– Думаю, мы должны выпить за нашего ученика, – сказала она.
– Вот это по-итальянски, – откликнулся Ремо, подмигнув Чиро.
Девушки облачались в белый шелк и диадемы из крошечных атласных розочек, сплетенные женщинами общины. Поверх платьев через плечо повязывали широкие ленты дымчато-розового цвета, называемого «пепел роз». Процессия девушек двигалась по специально расчищенной по такому случаю улице от церкви на Кармин-стрит до Бликер-стрит и обратно. Впереди шел священник в сопровождении алтарников и мужчин прихода, несших статую Пресвятой Матери Божьей.
Этот парад был праздником одновременно итальянским и американским. Как американцы, они имели право маршировать по улицам; как итальянцы, они могли почитать Марию, Мать Матерей. Они надеялись, что Царица Небесная ниспошлет им здоровья, удачи, семейного процветания в ответ на их приношения. Религиозная сторона была лишь частью праздника. А еще это была возможность для окрестных юношей выбрать на Майском празднестве девушку своей мечты.
Чиро стоял на углу, в гуще толпы. Майская Королева была первой красавицей парада. «Felicità, Felicità!» – скандировала толпа ее имя. На Феличите было облегающее платье из белого шелка и длинная кружевная мантилья поверх черных кудрей, трепетавшая на ветру.
Чиро вспомнил, что похожая накидка была на Кончетте Матроччи в церкви Сан-Никола в тот день, когда он сел рядом с ней. При мыслях о Кончетте он больше не чувствовал уколов сожаления, только боль от того, что его отвергли. Мудрый человек оставляет прошлое позади, словно пару башмаков, из которых вырос.
Чиро не отрывал глаз от Феличиты, как и каждый юноша в толпе зрителей. Он видел, как Феличита вытащила из своего букета белую розу и протянула ее пожилой женщине, стоявшей на тротуаре. Этот простой жест был полон изящества, и Чиро его оценил.
«Женщины идут по жизни, не осознавая своей власти. В следующий раз, когда я полюблю, – сказал он себе, – я буду выбирать с умом. Я должен буду убедиться, что девушка любит меня больше, чем я ее». И, произнося эту клятву, Чиро приподнял свою шляпу, приветствуя Феличиту Кассио, Майскую Королеву.
Золотой медальон
Una Medaglia Benedetta
Когда Раванелли перебрались с Виа Скалина на Виа Гондольфо, места стало меньше, а плата выше. Вместо целого дома Марко теперь снимал нижний этаж в домовладении Руффино – комната с камином, маленький сад на заднем дворе и клочок лужайки перед крыльцом.