– Чиро Ладзари.
– Она никогда о вас не упоминала.
– Вы не можете сказать мне, куда она направилась?
– Она вернулась в Италию.
– В Италию?! – Чиро не мог в это поверить.
– Собрала вещи и уехала. И задолжала мне за комнату. – Синьора Буффа не сводила глаз с коробки конфет.
– Когда это случилось?
– Много недель назад. Был такой скандал! Я уже ничего не помню. Она кричала на меня, расстроила моих невесток. Вела себя неуважительно. Ужасная, ужасная девушка. Она месяцами обкрадывала меня. Я была рада, что она наконец убралась восвояси.
– Что-то это не похоже на Энцу.
– Вы не знаете ее так, как я. Я должна была вышвырнуть ее вон. Она приводила мужчин. Настоящая puttana. Гадкая свинья, а не девушка.
Чиро захлестнула ярость, но он видел, что старуха пьяна и его возражения вряд ли услышит. Но прежде всего он был сражен осознанием, что потерял свою любовь, откладывая признание. Он упустил ее, и теперь ничего не исправить. Энца ясно дала понять, чего хочет, а он все тянул и тянул.
Чиро повернулся, чтобы уйти.
– Не хотите выпить?
– Простите?
– Зайдите, выпейте со мной. – Она распахнула дверь. – Сегодня же Рождество.
Дом внутри тонул в полном беспорядке. Анна провела рукой по бедру, приподняла подол юбки, обнажив ногу.
Чиро ринулся вниз по ступенькам. Он не оглядывался на странную женщину, жившую в желтом доме. Нет, он озирался по сторонам – вдруг кто-то знает, куда подевалась Энца Раванелли. Кинулся к соседнему дому, но торчавший в окне хозяин тут же исчез, та же история повторилась и у следующего дома, и у следующего. Чиро потерянно стоял на улице, пока его не окружили маленькие попрошайки.
– Dolci! Dolci! – кричали они, глядя на коробку в голубой фольге.
Детей собиралось все больше, пока Чиро наконец не оказался в плотном кольце. Он открыл коробку и стал вкладывать завернутые в бумагу конфеты в протянутые ладони, пока не раздал все.
Девочка с широко расставленными карими глазами, зажав конфету в руке, серьезно посмотрела на Чиро.
– Ты Санта-Клаус? – спросила она и умчалась прочь.
Чиро сунул руки в карманы и пошел обратно к парому. Если Энца бежала из дома синьоры Буффа, почему она не пришла на Малберри-стрит? Неужели вернулась в родные горы одна, без него?
– Есть что-нибудь из агентства? – спросила Энца. Девушки еще перед Рождеством зарегистрировались в «Ассоциации Рене М. Дендроу», помогавшей с поисками места.
– Как насчет судомойки?
– Когда ты учила меня английскому, ты ни разу не упоминала слово «судомойка».
Лаура засмеялась:
– Я учила тебя правильному английскому. Судомойка работает на кухне. Делает всю черную работу, а не варит суп или месит тесто. Она чистит кастрюли, вытирает посуду и все такое.
– Справлюсь, – сказала Энца.
– Отлично, потому что нас наняли поработать в следующие выходные в частном доме на Карнеги-Хилл в Верхнем Ист-Сайде.
Лаура разложила на столе газету, чтобы посмотреть объявления.
– Сколько они платят?
– Пятьдесят центов за смену, – ответила Лаура. – И нам повезло, что это подвернулось, потому что в пятницу пора платить за комнату. Хочешь, возьмем на двоих кусок пирога? Из бюджета не вылезем.
– Тебе принести к нему кофе?
– Будь так любезна, – ответила Лаура, не отрывая глаз от газеты.
Запах цикория, корицы и какао придавал светлой, солнечной закусочной домашний уют. Кофе стоил пять центов, пирог – десять, и девушки вполне насытились.