– Хотя вряд ли они теперь мне понадобятся.
Парни достали деньги.
– Увольняетесь со стройки? – спросил Чиро.
– Ухожу в армию, – ответил Кирк. – Хочу делом заняться.
Чиро и Луиджи переглянулись. Они тоже отправились бы воевать, если бы могли, но у них не было американского гражданства.
– Спрячь свои деньги. Эти за наш счет, – сказал Чиро.
– Спасибо! – ответил Кирк. – А парней с акцентом, навроде вас, тоже записывают. После возвращения и гражданство дадут. Без разговоров. Армии нужны по десять тысяч новобранцев в неделю. Сейчас большинство парней набирают в Пуэрто-Рико.
– Мы сумеем побить немцев во Франции, – вмешался Джон Кэссиди. – Будь я помоложе, уже сидел бы в траншеях Камбре. Страсть как повоевать хочется.
Джон Кэссиди посмотрел на Чиро, потом на Луиджи, будто предлагал им немедленно отправиться воевать за страну, которая их приютила. Чиро уже натыкался на подобные взгляды – так новообъявленные американцы взирали на свежих иммигрантов. Чиновник, выдававший разрешение на фургон, или женщина, продававшая им билеты на стоячие места в опере, глядели так же. Легкое презрение – от иммигрантов никуда не деться, приходится их терпеть, но вовсе не обязательно принимать как своих. И единственный способ стать частью Америки – чем-то пожертвовать ради нее.
Кэссиди и Йохансен забрали свои ботинки и влились в поток трудяг, текший по крутой дороге вверх к мосту.
– Ты серьезно? – спросил Луиджи.
– Я здесь счастлив, – ответил Чиро.
– Я тоже.
– Ты веришь в знамения? – спросил Чиро.
– Смотря какие. От меня требуется пролить кровь?
– Возможно. Мы крепкие и сильные. – Чиро пожал плечами. – И мы сможем одолеть немцев.
Чиро прислонился спиной к стене фургона и принялся за письмо. Дело было нелегкое – Чиро не слишком утруждал себя писаниной. Это Эдуардо всегда усердствовал в учебе, прекрасно сочинял, а по части каллиграфии так и вовсе стал мастером, и переписка братьев держалась на нем. Чиро же хватало лишь на куцые письма, в которых он с трудом подбирал слова.
Сейчас он писал Энце Раванелли на Адамс-стрит, чтобы объяснить, что не сможет увидеть ее в ближайшее время, как надеялся. У него были обязательства перед Дзанетти, но после фургонной командировки его ученичество можно будет считать отработанным. Однако Чиро предстояло разобраться и с иными делами, прежде чем он сумеет предложить Энце то, что ей нужно. Он по-прежнему встречался с Феличитой, и покончить с тем, что началось так давно, было нелегко. А тут еще и война, в которой тоже надо поставить точку – завершить начатое англичанами и французами, вернуть мир добрым людям, в том числе и его соотечественникам.
Чиро не знал, как написать, что решил вступить в армию. Энца выразила свои чувства абсолютно ясно. И если он придет к ней, то лишь с одной целью – передать ей себя целиком, без остатка. Этим письмом он просто надеялся выиграть время. Чиро не сомневался, что через несколько месяцев жизнь изменится и он поступит так, как хочет Энца.
Но в немалой степени в ее отчаянии был повинен и Чиро Ладзари. Он снова отложил их встречу. Уверял в письме, что застрял в Квинсе дольше, чем предполагал, и, скорей всего, до Рождества не сможет ее навестить. Поцелуй в День Колумба многое значил для Энцы, но, похоже, не для Чиро. Что, если она повела себя слишком напористо? Ей ведь не раз указывали на эту ее черту.
А тут еще и отец написал, что в это Рождество вряд ли удастся увидеться. Бригада Марко строила скоростное шоссе в Калифорнии, а в праздники платили по двойному тарифу. Безусловно, каждый заработанный цент приближал тот миг, когда семья Раванелли снова будет вместе, но Энцу все чаще посещали сомнения на этот счет.