Энца помнила: очень важно уйти с вечеринки вовремя, это такой же признак хорошего тона, как и не опоздать к началу. Она поймала правильный момент – еще до того, как наступит неловкость, до того, как гости разделятся и решится, кто с кем идет. Убирать на крыше было особенно нечего, бокалы уже составили на поднос, а печенье съели. Самое время распрощаться.
– Дамы, я провожу вас к выходу, – сказал Чиро, спускаясь по лестнице вслед за Энцой и Лаурой.
Они прошли сквозь темные комнаты и лавку. У двери Энца обернулась и спросила:
– Где ты живешь?
– Я покажу тебе.
– Подожду вас здесь. – Лаура озабоченно принялась рыться в сумочке, отыскивая перчатки.
Чиро взял Энцу за руку и повел в заднюю часть лавки. Он отдернул занавеску и показал койку, раковину, зеркало, стул – свой уголок в этом мире.
– Идеальный порядок. Монахини могли бы тобой гордиться, – сказала Энца.
– Ты еще не видела самое лучшее, – сказал он, отодвигая портьеру и открывая дверь в сад.
Энца вышла с ним наружу.
Где-то играл аккордеон, с крылечек и из соседних дворов доносились взрывы смеха и гудение разговоров. Прохладный ночной воздух пах сливочной карамелью и дымком сигарет. Серые облака дыма от последних фейерверков переваливались через зубчатые крыши Маленькой Италии, а полная луна еле пробивалась сквозь этот туман, чтобы осветить сад.
– У тебя есть дерево! – воскликнула Энца.
– Сколько деревьев ты видела в горах? – спросил Чиро. Сунув руки в карманы, он встал у нее за спиной, наслаждаясь ее восхищением.
– Миллион.
– Больше. А здесь у меня всего лишь одно, но для меня оно ценнее всех лесов, растущих в тени Пиццо Камино. Кто бы мог подумать, что одно-единственное дерево принесет мне столько радости? Я почти стыжусь этого.
– Понимаю. Любая мелочь, напоминающая мне о доме, – просто сокровище. Иногда это какая-нибудь ерунда вроде тарелки супа, какой готовила мама, а иногда – цвет. Сегодня днем я увидела в толпе голубой зонтик и вспомнила запруду у водяной мельницы в Скильпарио. Такие вещи застают тебя врасплох и наполняют тоской по тому миру, что ты утратил. Не извиняйся за то, что любишь это дерево. Если бы у меня было дерево, я бы чувствовала то же самое.
Чиро пожалел, что у них так мало времени на разговор.
– Нам пора, – сказала Энца, возвращаясь в лавку.
Чиро вывел Лауру и Энцу на Малберри-стрит, усыпанную конфетти, жгутами из гофрированной бумаги и обрывками лент. Запоздавшие гуляки пробирались к углу Гранд-стрит, где в ночи играл уличный оркестрик. Лаура пошла впереди, достаточно далеко, чтобы подарить Энце и Чиро немного уединения.
– Что ж, давай прощаться, – сказала Энца, хотя ей этого совсем не хотелось. – Тебе нужно поторопиться, твоя девушка ждет.
– Она всего лишь мой старый друг. Мы знакомы с тех пор, как я поселился на Малберри-стрит, – ответил Чиро. – Мы просто развлекаемся. Смеемся. Хорошо проводим время. Ничего серьезного.
– Это не роман?
– Его просто не может быть, – искренне ответил он. – Она обручена с двенадцати лет.
– А ей не забыли об этом сказать? – засмеялась Энца.
Развлечения так мало значили в ее жизни, она практически забыла об их существовании.
– Конечно, тебе нужно развлекаться, – сказала она. – Ты много работаешь, так что все правильно. Не обращай на меня внимания. Я слишком серьезна. Таскаю на себе груз ответственности, как старая кляча – седло.
– Не извиняйся за то, какая ты есть. Ты работаешь, чтобы заботиться о семье, и нет цели более высокой.