Колоритных личностей много. Недавно познакомился с академиком Ноздрачевым Александром Даниловичем. Ему стукнуло, если не ошибаюсь, 86 лет, но энергия из него просто брызжет. После защиты докторской диссертации, где Александр Данилович был научным консультантом, состоялся скромный дружеский ужин в очень узком кругу. Было всего человек двенадцать. Стол должен был быть накрыт в заведении под простым и незатейливым названием «РЕСТОРАН», в Таможенном переулке, практически напротив здания Двенадцати коллегий.
По настоянию А. Д. Ноздрачева этот стол должен был располагаться у третьего окна от конца помещения. Но официанты накрыли его в ближайшем от входа зале, первом из трех расположенных последовательно. Аргументация была простая. Народу мало, и обслуживание будет только в первом зале. На увещевания заказчика метрдотель никак не отреагировал. Но тут пришел Ноздрачев. Увидев стол в неположенном месте, возмутился и потребовал его перенести к указанному им третьему от конца окну. Метрдотель был сразу поставлен на место сказанной безапелляционно фразой, что в противном случае ужин будет отменен и перенесен в другое место. При практически полном отсутствии посетителей отказываться от возможности заработать деньги было бы неразумно.
На то, чтобы перенести пару накрытых столов в другой зал, потребовалось несколько минут. Видя напор, с которым действовал Александр Данилович, я понял, почему он стал не просто академиком, а очень авторитетным академиком.
Объяснилось все чуть позже, когда Ноздрачев сообщил, что именно в этом помещении около двухсот лет назад располагалась первая в России кафедра физиологии. И именно у третьего окна была первая физиологическая лаборатория. Поэтому после защиты диссертации по специальности «Физиология» сам бог велел отметить это в таком примечательном месте. Мелочь? Естественно. Но она продемонстрировала умение человека добиваться своего.
Запомнилась мне и совершенно необычная ситуация, когда тот же академик Ноздрачев сказал, что он коллекционирует рукопожатия. Натолкнуло его на эту мысль ощущение большой, теплой и сильной ладони, когда он впервые по чистой случайности (оказывается, и такое возможно или было возможно!) встретился с Никитой Сергеевичем Хрущевым, который был тогда Генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза, то есть фактически первым лицом в СССР. Доступ к таким персонам для обычных людей закрыт. Безопасность лидеров государств – превыше всего. Но все предусмотреть невозможно.
В августе 1964 года Александр Ноздрачев, тогда еще совсем молодой, оказался в Гурзуфе. Однажды вечером он со своим другом морским офицером, служившим там, прогуливался по берегу моря. Вдруг появился торпедный катер, который на большой скорости подлетел к пирсу и пришвартовался. Офицер сразу определил, что это не их катер. В этот момент на пирс поднялся коренастый немолодой человек, быстрым шагом подошел к ним и протянул руку для пожатия. Этим человеком оказался Никита Сергеевич Хрущев, а за ним уже спешили начальник охраны и командир катера.
Оказалось, что в тот день прямо во время выступления перед пионерами в детском международном лагере Артек скончался от сердечного приступа генеральный секретарь Коммунистической партии Италии Пальмиро Тольятти. И Хрущев экстренно вылетел в Крым. Ехать по автомобильной дороге ему показалось делом долгим, а под рукой оказался торпедный катер Черноморского флота, и наш генсек решительно заявил, что будет добираться морем. Однако катер маленький, и охрана вынуждена была отправиться на машинах по берегу. По дороге они слегка заблудились и не успели встретить босса. Появились машины спустя примерно полчаса. Все это время Хрущев беседовал с будущим академиком Ноздрачевым. Никиту Сергеевича удивило то, что молодой человек сразу предположил, что он приехал в связи со смертью Тольятти. Такая информированность, вероятно, была расценена как политическая зрелость молодых людей и расположила Хрущева к общению.
Они проговорили недолго, но встреча эта запомнилась на всю жизнь, а особенно – рукопожатие. После этого в жизни Александра Даниловича было много рукопожатий, включая президентов и многих известных людей. К сожалению, такая «коллекция» не может быть кому-то передана или оставлена государству. Но сам факт интересен.
Еще один весьма колоритный человек, встретившийся на моем жизненном пути, – это Владимир Семенович Щукин, доктор медицинских наук, кардиохирург из Новосибирска. Сейчас его уже нет в живых. А познакомились мы на одной из конференций в Нижнем Новгороде. Я тогда был уже самостоятельно оперирующим, но еще молодым хирургом, а Владимир Семенович был своего рода легендой, хотя и официально не признанной. Но в своем кардиохирургическом мире мы знаем, кто чего стоит.
Один из московских профессоров-кардиохирургов, Арнольд Николаевич Кайдаш рассказывал, как он стоял с хронометром в руках и замерял время, за которое Щукин выполнил протезирование клапана сердца. На все про все у него ушло 26 минут. Поверить я поверил, но мне захотелось воочию это увидеть. Я договорился с Щукиным, летом в свой отпуск взял путевку в военный санаторий в Новосибирске, чтобы было где жить, никого не обременяя, и поехал в НИИ патологии кровообращения. Там тогда еще жил и трудился не только Щукин, но и его шеф Евгений Николаевич Мешалкин, создавший этот институт с нуля.
В моем представлении Щукин остался своего рода кардиохирургическим Левшой. Он не только блестяще и потрясающе быстро оперировал, но и великолепно рисовал. Редкий случай, когда схемы операций или какие-то хирургические приемы изображались на бумаге вместе с руками хирурга, держащими инструменты. Такого уровня изобразительного мастерства я больше не встречал ни у кого из хирургов. Однако в конце жизни Владимира Семеновича загубил зеленый змий.
Среди описываемых мной колоритных личностей абсолютное большинство – высокообразованные люди. Но образовательный ценз не особенно важен. Однажды летом я уезжал из Владикавказа. В то время мне было чуть больше двадцати лет. Билетов на поезд в период летних отпусков достать было невозможно. А на проходящие поезда их продажа начиналась за час до прибытия состава. Кассу на вокзале в Беслане осаждали толпы жаждущих уехать и к ней было попросту не подойти. Проще было договориться с проводником. Правда, стоянка поезда длится минут пять, и за это короткое время надо убедить проводника позволить тебе хотя бы сесть в вагон.
Я так и сделал. После остановки подошедшего поезда пробежавшись по перрону, выбрал плацкартный вагон, у которого с суровым выражением на лице стоял молодой парень, по виду не обремененный высокими материями. Выбор у меня был небольшой, но я знал, что молодого парня, одного и практически без вещей, то есть меня, возьмут скорее, чем семью с детьми и кучей сумок и чемоданов. Ехать мне надо было далеко, в Питер. После короткого разговора я с разрешения проводника запрыгнул в тамбур. Вагон был забит полностью. Занятыми оказались даже все третьи (багажные) полки. Когда состав тронулся, проводник, которого звали Вася, позвал меня в свое служебное купе и сказал, что до Ростова никаких вариантов с местами не предвидится. А это примерно 700 километров. Я сказал, что готов простоять все это время в коридоре. Но Вася, к моему удивлению, предложил посидеть в его служебке. Почему он предложил это мне, до сих пор остается загадкой. Оба тамбура и коридор были забиты «зайцами», менее приспособленными к подобным жестким условиям проезда на транспорте, чем я.