Поев, все сели в автобус, курсирующий между нашим отелем и торговым районом Итхэвон. Но театральные деятели не хотели в Итхэвон, их тянуло в более дешевый и масштабный торговый район рынка Тондэмун. И театралы стали требовать, чтобы водитель двинул в Тондэмун. Водитель ошалел от напора. Еще бы! Это все равно, как если бы толпа иностранцев ввалилась в Москве в троллейбус «Б», кружащий по Садовому кольцу, и стала настаивать, чтобы ее отвезли в Выхино. Театральных деятелей с трудом удалось утихомирить.
На Итхэвоне мы с ними расстались и поспешили к портному, у которого шили костюмы в прошлом. Он сразу же нас узнал и быстро извлек из картотеки мое досье с размерами. Пообещал выполнить новый заказ на третьи сутки. Пока вели переговоры, портной успел похвастаться визитными карточками многих россиян. У него шили костюмы министры, парламентарии, послы.
В отеле нам объявили, что отныне и до отъезда за пропитание придется платить из собственного кармана. Газета «Тэхан мэиль» обеспечивает только проживание. Я позвонил журналисту, ответственному за наш прием. Он был вдребезги пьян и на вопрос, правда ли, что нам самим придется заботиться о еде, ответил оригинально: «А почему бы и нет?». Я объяснил, что мы не ожидали такого развития событий и не привезли с собой денег. При этом мы рассчитывали на гонорар за статьи, опубликованные в «Тэхан мэиль» в последние годы. Но гонорара нет. Журналист-куратор меня не слушал и лишь повторял одну и ту же фразу: «Завтра в 9:30 вы должны позвонить издателю Ча, он перед отъездом в Японию желает поговорить».
Примерно в час ночи, когда мы уже спали, журналист позвонил в номер. Начал с признания: «Я очень пьян». И вновь предупредил, что мне надо утром связаться с господином Ча. Заверил, что помню об этом, но журналист не унимался – продолжал бубнить о необходимости позвонить Ча. Пришлось бросить трубку.
После этого разговора долго не мог заснуть, обуревало возмущение приемом. Поселили у черта на куличиках в сверхдорогом отеле и бросили на произвол судьбы. Единственное «проявление внимания» – это хамские звонки журналиста-куратора (чаще пьяного, чем нет) в любое время суток (чаще ночное). Только где-то к трем ночи я заснул, но в 5:50 меня разбудил стук в дверь. Спешно открываю, чтобы уберечь Наташин сон.
На пороге служащий отеля. Отвесив глубокий поклон, сообщает, что пришел проверить мини-бар, все ли бутылки на месте, не выпили ли мы чего-нибудь. Я указываю ему на табличку, вывешенную Наташей накануне вечером на двери: «Не беспокоить!». Служащий снова глубоко кланяется, но настаивает, что мини-бар нужно все-таки проверить. Почему в такую рань? У него информация, что мы покидаем отель. Объясняю, что это произойдет только через двое суток. Служащий то ли не верит, то ли не понимает, что я говорю. С трудом удается его прогнать.
Вернувшись в постель, я предусмотрительно снял телефонную трубку с рычага. Как в воду глядел. В 8 ч новый звонок в дверь. Открываю. На пороге очередной служащий отеля. Кланяется и сообщает: «У вас в номере непорядок с телефоном, не можем прозвониться». При этом пытается прорваться внутрь, к аппарату. Я не пропускаю и прошу убраться. Кланяясь, но с большой неохотой повинуется. А я возвращаю трубку на рычаг и тотчас же раздается телефонная трель. Я уже окончательно взбешен. Наташа засыпает с большим трудом, а эти люди как будто нарочно задались целью сорвать ей сон.
Хватаю трубку с горячим желанием послать звонящего подальше, но не успеваю и рта раскрыть. На проводе журналист-куратор, который выплескивает на меня пулеметную очередь указаний. О необходимости позвонить Ча в 9:30 теперь не вспоминает. Вместо этого велит спуститься в 20:00 в ресторан отеля, где состоится встреча с братом господина Ча, университетским профессором. Обсудим организацию международной конференции в Дипакадемии. Это распоряжение господина Ча. Моя задача – в срочном порядке приготовить концепцию конференции и направить ее факсом в редакцию «Тэхан мэиль».
В ходе беседы я вновь поднял вопрос об оплате наших статей в газете. Куратор все увиливал от ответа, менял тему разговора, но в конце концов сдался и сказал: «Поскольку у вас кончились деньги, вечером привезем гонорар». Спросил, чем нам заняться до вечера. Ответ: «Чем хотите». Я ему: «Так гостей не принимают». Ответ: «До встречи в 20:00!»
Пришлось опять гулять по городу. Назад ехали в метро. В просторном вагоне, со свисающими с потолка ручками, полками для вещей. Толчеи в вагоне не было, чем воспользовалась старуха – продавщица шоколадок, жвачки и прочих мелочей. Она ползала по полу, предлагая пассажирам товар.
В отеле не дал отдохнуть все тот же журналист-куратор. Потащил ужинать. У стола нас приветствовал брат издателя «Тэхан мэиль», почетный профессор Сеульского национально университета. За ужином рассказал, что учился в США и Германии, преподавал философию. Оказался очень эрудированным, интересным собеседником. Высказывал свои мысли о Горбачеве, Сталине, российской и корейской молодежи. Остановился и на политических событиях в Южной Корее.
Констатировал, что «звезда» нашего приятеля, губернатора провинции Чолла-Пукто Ю Чжун Гюна, фактически закатилась. Ким Дэ Чжун в нем разочаровался. Главная причина – коррупционные дела. Недавно воры вытащили из сеульской квартиры губернатора 120 тыс. долларов наличными. Жена Ю Чжун Гюна тратит в десять раз больше, чем муж официально зарабатывает.
С политики разговор перешел к традициям. О том, как в Корее, по китайскому образцу, чтут предков. Почти в каждом доме бережно хранится родословная книга. В ней перечисляются предки по мужской линии. У профессора книга начинается X веком, у кого-то есть и более древние записи, чуть ли не II–III веков. Члены семьи по вечерам и выходным дням листают такую книгу, узнавая о жизни своих предков на протяжении 40, 50, 60, 70 поколений! Какой контраст с россиянами, которые в лучшем случае хранят память о дедушке с бабушкой!
Но, предостерег нас профессор от излишних восторгов, многие из корейских родословных фальшивые. В XX веке вошло в моду иметь знатных предков. Люди сами или с помощью профессионалов сочиняют прошлое. В итоге почти все современные жители Южной Кореи уверены, что происходят из дворянских семей. «У нас, – отметил профессор, – дворян, действительно, было немало, таковым считался любой зажиточный крестьянин. Но тем не менее в обществе преобладали бедняки. Никто, однако, не желает признаваться в своей “беспородности”».
В заключение беседы профессор предложил провести в Москве в 2000 году конференцию, посвященную десятилетию установления российско-южнокорейских дипломатических отношений. Попросил к следующему утру составить программу и бюджет этого мероприятия, что мы и сделали, а затем передали все бумаги журналисту-куратору. Увы, никто о данном проекте больше никогда не вспоминал. У корейцев такое бывает.
А мы в то утро отправились наконец на экскурсию в демилитаризованную зону (ДМЗ), разделяющую Корею на две части, РК и КНДР. За нами заехал микроавтобус с девушкой-переводчицей. По дороге забрали остальных экскурсантов – американку малазийского происхождения и новозеландца. Обоих пришлось долго ждать, оба, войдя в микроавтобус, не извинились за опоздание и даже не поздоровались. «Кривая» культурного уровня на Западе явно пошла вниз, констатировали мы с Наташей.
Переводчица объявила, что расстояние до 38-й параллели составляет около 40 километров. Близко, и шоссе к тому же прекрасное – северокорейские танки теоретически могут домчать до южнокорейской столицы за какие-то полчаса. Шоссе, кстати, только накануне, в 1999 году, было построено президентом чеболя «Хёндэ» Чон Чжу Яном для доставки коров в подарок КНДР.