Остался один павлин. О, павлин!!!.. Здесь надо ставить толпу восклицательных знаков.
Его Величество Павлин
Павлин – это точка схода всех противников естественного отбора, т. е. антидарвинистов, и в то же время всех сторонников полового отбора, т. е. дарвинистов по полной (автор таковым не является, признавая научность книги «Происхождение видов» и ненаучность книги «Происхождение человека»). Отъявленные антидарвинисты и «дарвинисты по полной» дружно собрались на павлиньем хвосте. Само по себе это схождение наводит на мысль, что что-то не так не то у павлина, не то у Дарвина.
Хвост павлина абсолютно неадаптивен и является абсолютным доказательством теории полового отбора, считал Дарвин, а за ним до сих пор все дарвинисты «по полной». А также все антидарвинисты, у которых этот хвост – козырный туз аргументации. В иных компаниях только заикнись о естественном отборе, сразу услышишь: «А как же хвост павлина? Все знают, что это абсолютно неадаптивный признак! Как он мог появиться? А?!.» И дальше льются вульгарная эзотерика, невысокая мистика или «случайно все вышло», в том числе с человеком. Все прогрессивное человечество убеждено, что хвост павлина – это абсолютно неадаптивная роскошь.
Дарвин, само собой разумеется, посвящает павлину много страниц и в виде резюме утверждает: «Многие самки предков павлина должны были в течение длинного ряда поколений оценивать это превосходство, потому что они бессознательно, постоянным предпочтением наиболее прекрасных самцов сделали павлина самой великолепной из живущих птиц» (Дарвин, 1953, с. 501). Дарвин даже не допускает мысль, что такой огромный хвост может как-то пригодиться в жизни, что называется, в «быту». Ему легче допустить существование эстетики у птиц, он пишет об этом, как о само собой разумеющемся! Впрочем, «загадку павлина» не решил также Уоллес. Адаптивное значение павлиньего хвоста было объяснено только в 2012 г. автором этих строк (Тен, 2013, с. 181, 182).
Ответ гласит: узкая адаптация. Павлин – птица, узко адаптированная к тропическим склонам круглогодичного цветения, а их немало в Евразии, где весь тропический пояс горист. Дело в том, что природный корм павлинов – летающие насекомые-опылители. В жарких тропиках цветы испускают нектар и привлекают насекомых только в сумерках или ночью, потому что под палящим солнцем давать нектар расточительно, он мгновенно испаряется. У павлинов, как у всех кур, есть такая особенность: «куриная слепота». Они не видят даже в легких сумерках, охотиться не могут; днем бабочки не летают. Возникает вопрос: а как вообще кормится павлин и его потомство? Почему павлины не вымерли и даже достигли больших для кур размеров? Ответ (вычисленный по наблюдениям за диким павлином в штате Мадхья-Прадеш): павлин распускает яркий цветной хвост, похожий на цветущую клумбу, и долго стоит без усилий, потому что хвост укладывается на кусты склона. В тени цветы, «замершие» под нещадно палящим солнцем, раскрываются. Как следствие, сюда залетают бабочки и другие насекомые в поисках нектара, и потомство павлина оказывается обеспечено едой. Тело павлина невзрачно, сливается с землей, а на голове венчик, похожий на цветок. Обманный цветок тоже привлекает бабочек, которых павлин с удовольствием кушает. Этот неповоротливый красавец с огромным хвостом-клумбой ловко ловит бабочек, кружащихся вокруг его маленькой головки с венчиком, похожим на раскрытый цветок, и длинной шеей. А маскировка какая от орлов – именно благодаря яркости, делающей павлина похожим на клумбу! А там ведь еще одна обманка есть: на хвосте дикого павлина обязательно имеется особый рисунок: «глаз». Установлено, что этот рисунок отпугивает орлов, которые не рискуют нападать, видимо, подозревая, что глаза принадлежат какому-то чудовищно огромному зверю, притаившемуся в многоцветном вертограде. Павлин может хоть целый день стоять, создавая тень для цыплят и самок, и при этом сам кормиться. Зоологи утверждают, что павлины никак не заботятся о павах и потомстве. Возможно, так оно и есть, павлин маскируется под клумбу, чтобы безопасно кормиться. Но, сам того не ведая, он создает кормовую территорию для пав с выводками. Корм прилетает сам, а орлы не нападают. Великолепный симбиоз птицы, цветковых растений, насекомых-опылителей создала природа. Трудно придумать что-либо более адаптивное. Хвост павлина не просто адаптивен, это самая изощренная и результативная адаптация! Вот почему павы выбирают самцов с самыми яркими и большими хвостами. И они приглядчивы – павы. Люди вывели павлинов белого цвета. Так вот, павы выбирают из двух самцов павлина с разноцветным хвостом, а не с белым. Половой отбор дополняет естественный адаптивный. Так что все в порядке у павлина. Это у Дарвина не все в порядке.
Бит ваш туз, господа антиэволюционисты. А также дарвинисты «по полной», сторонники теории полового отбора как основного фактора эволюции. Нет такого неадаптивного признака, как хвост павлина в природе. Все в порядке у павлина с адаптацией, это в ваших головах буйно цветут признаки, не адаптивные к научным занятиям.
Адам и Ева
От птиц Дарвин переходит «по аналогии» к людям и удивляет еще больше. «Как было замечено выше, о том, что самка делает выбор, мы можем судить только по аналогии, умственные же способности птиц в своей основе не отличаются от наших», – пишет Дарвин (там же, с. 491). Выходит, что его реверансы в сторону обезьян – это еще цветочки. Он считает, что умственные способности кур в своей основе не отличаются от наших, что дает ему право на прямую аналогию. Но люди – млекопитающие, а среди этого класса Дарвину вообще не удалось найти таких убедительных доказательств решающей роли полового отбора, как павлиний хвост, хотя и там он ошибся. Критерием роли полового отбора является половой диморфизм, а он у людей внешне выражен не слишком… Известен исторический анекдот, вполне правдивый. Дети короля Людовика XIV стояли в Версале перед картиной, изображающей обнаженных Адама и Еву в раю, и младшая девочка спросила: «А где здесь Адам, где Ева?» – «Это невозможно определить, – важно пояснил юный дофин, – ведь они не одеты!»
Дарвин находит следующие признаки полового диморфизма: «Мужчина храбрее, воинственнее и энергичнее женщины и обладает более изобретательным умом». У женщины таз шире, чем у мужчины. Женщина достигает половой зрелости раньше мужчины. У мужчины растет борода. Существует различие в голосе (там же, с. 603). Немного, и при этом все объяснимо естественным отбором. Но Дарвин упорно гнет свою линию.
«Неправдоподобно, чтобы большая сила мужчины была приобретена первоначально как наследственный результат более тяжелых трудов, которые пришлись на его долю для поддержания собственной жизни и жизни семьи, потому что у всех диких народов женщины принуждены исполнять по крайней мере столь же трудную работу, как и мужчины», – пишет Дарвин, доказывая решающую роль полового отбора (там же, с. 608). Мол, для жизни в дикой природе сила мужчине и не нужна, это только женщинам нравятся мускулистые торсы… Наработать мускулы мужчины не могли… Трудовая теория, дополненная половой. Но кто доказал, что человек рожден для физического труда? Сильные выживали, потому что мужчина – это защитник и охотник, сила в дикой природе нужна. Уоллес, которому приходилось карабкаться по скалам и деревьям, драться с хищниками и нехорошими людьми в его путешествиях, охотиться, чтобы не умереть с голоду, точно знал, что сила в дикой природе нужна. Дарвин, всю жизнь проживший в идеальных условиях, этого не знал. Вот вся разница, объясняющая, почему Уоллес в принципе не мог написать такую чушь.