Я криво и мучительно улыбаюсь – поди, не выживу, зачем мертвому полис?
– Только смотри, именно к родителям, а то я тебя знаю, твои брюнеты только и ждут…
У меня даже нет сил смеяться. Я три дня не мыта, пахну смертным потом, даже кошкам противно, опухла вся – нет, ну какие брюнеты могут меня ждать, бригада таджиков-могильщиков?
«Я тебя, – говорит, – знаю». Меня – да, но вряд ли я найду еще одного такого извращенца, чтобы с ним изменять этому.
Хотя потом, когда я отмылась и чуть поздоровела, мысли всякие появились. Как сейчас помню, он тащил меня за ногу к краю кровати, а я вдруг (видимо, от общей слабости тела и усиления духа) впала в размышления:
«Как здорово, что меня еще можно таскать за ногу, сгибать в разные стороны и завязывать в узлы. Как хорошо, что даже с учетом пяти лишних килограммов, я еще неплохо смотрюсь голой, особенно в рассеянном предутреннем свете, серебряная вся такая. Но уже не долго осталось – годам к пятидесяти я точно заматерею. И чего, спрашивается, я, вместо того чтобы до упаду развлекаться спортом, сексом, танцами и пешими прогулками, занимаюсь сейчас всякими стариковскими вещами – пишу да читаю? Не, ну, не в данный момент, а вообще? Чего ни оргий, ни буйств, потом ведь жалеть буду?»
Тут он меня дотащил и отвлек телесно, так что ответа я не нашла.
Поэтому утром проснулась грустная. Прошлепала на кухню, он как раз посуду мыл, а я спрашиваю:
– Как ты думаешь, я в гробу красивая лежать буду? – Не знаю даже, как лучше: прилично бы выглядеть хорошо, но для смерти оставлять красоту жалко, лучше ее при жизни всю использовать.
– Нет, – твердо ответил он, – в гробу ты будешь очень некрасивая, не думай даже. Красивая ты живая.
Ну, не знаю. Пошла обратно в постель, грустно все как-то.
Короче, он их застрелил, а потом себя.
(Конец песни про охотника)
Вообще, здоровье – расхожий аргумент, «ты хоть о здоровье подумай, организм требует». Можно подумать, что по клиникам бродят толпы пострадавших от воздержания, что именно они – основные клиенты маммологов, гинекологов и урологов и что заболевания, передающиеся половым путем, напротив, страшная редкость, а рак груди бывает только у девственниц.
Повышенная сексуальная активность – норма, которую нам диктуют. Может, впрямую не говорят, но общественное мнение сформировано таким образом, что мужчины и женщины обязаны совокупляться при первой же возможности. «Вы переспали?» – обычный вопрос после первого свидания. После четвертого он приобретает тревожную окраску – «Почему вы еще не переспали?!» При нынешней моде на православие все как-то забыли, что пост – это не только вегетарианская диета, но и аскеза во всех смыслах. Заказать в кафе завтрак из постного меню вполне нормально, но отказаться от секса на пару месяцев?! Да вы с ума сошли, мы ведь живые люди.
Этой самой «живостью» оправдывается все на свете. Разъехались влюбленные на полгода – о какой верности может идти речь, кто станет терпеть, мы все живые. Изменили с кем попало – нормальное дело, не роботы же… Мы с гордостью ссылаемся на «животное» происхождение человека, будто тысячелетия цивилизации прошли стороной. Голыми по улицам не ходим, нужду справляем в специально отведенных местах, а как доходит до совокуплений, прямо удержу нет, до чего быстро обезьяна просыпается.
Возникает ощущение, что гиперсексуальность – не просто бич прыщавой юности, но и естественное состояние взрослого человека. Сорокалетний мужчина будто бы теряет голову от каждой мини-юбки, а тридцатилетняя женщина способна прыгнуть на симпатичного самца даже в лифте. Кажется, что весь мир живет в порнофильме, не участвуют только больные.