Но я, как человек по-настоящему упрямый, очень покладиста в мелочах. Точно знаю, чего не хочу по большому счету и никогда этого не делаю, поэтому всякие пустяки оставляю на усмотрение тех, кому они важны. Ну, важно моим знакомым ходить в кино и есть сырую рыбу, чего же компанию-то не составить. А в результате что-то слишком часто ем не то, что хочется. Слава богу, для таких, как я, существует имбирный суп и меню «антисуши», но сама тенденция мне не нравится.
Причем друзья мои не какие-нибудь монстры, просто я забываю озвучивать свои ощущения, не придаю им значения. Всего-то и надо: формулировать желания и вносить альтернативные предложения – или сразу говорить «нет». В конце концов, человек, сидящий на вечеринке с перекошенным лицом, гораздо менее вежлив, чем тот, кто просто не пришел.
С другой стороны, я аутист известный, если дам себе волю, буду ежедневно ходить одной и той же дорогой и есть одно и то же. Мне для того люди и нужны, чтобы хоть что-то новое показывали.
С третьей стороны… нет, это опять с той, с первой: у меня такая нестабильная жизнь. Была бы я клерк, а то ведь ни работы, ни жилья своего – ничего постоянного, с гарантией хотя бы на полгода. Вон утром встала, смотрю в окно – а дерева нету, киргизы спилили, пока я спала. Какого еще разнообразия и новых впечатлений при такой подвижной реальности? Самая радость в том, что вот добредешь до «Шоколадницы», а там суп шампиньоновый недосолен – всегда, в любой «Шоколаднице» Москвы. И сразу покой такой настает…
Как вы понимаете, такие мечты в двенадцать лет были вызваны отнюдь не мизантропией, а обычной советской перенаселенностью – я делила детскую со старшей сестрой, мама не работала, и в наших трех комнатах (родительская спальня, проходной «зал» и «маленькая») всегда был кто-то из домашних. Как теперь понимаю, я путала уединение и одиночество, мне всего-то нужна была своя комната или хотя бы ящик в столе, который можно запереть на ключ, для «секретов», для глупого дневника (мама его однажды нашла и зачитала папе). Не то чтобы это было ужасное детство и злые родители – насколько мне известно, тогда люди жили в гораздо худших условиях, а близкие мои на самом деле очень добры, – но по складу характера я нуждалась в большей приватной зоне, чем было принято.
Удивительно не то, что у меня сформировалась эта мечта, а то, что она просуществовала довольно долго. Сразу после школы я вышла замуж и с тех пор всегда жила с мужчиной, детьми и кошками. Это была моя судьба и мое счастье, но в глубине души хранилась история об одиноком доме (и вареной сгущенке).
Впрочем, не слишком удивительно: идеал двухтысячных годов – это свободная самостоятельная женщина. Героини «Секса в большом городе» ищут в большей степени любви, чем брака, воспринимая его как вынужденное следствие отношений, которые зашли слишком далеко.
Я же должна была признать, что как независимая социальная единица не состоялась – только при муже, только в паре. Никогда толком не умела себя содержать, обходиться без поддержки в быту, поэтому чувствовала себя курицей и страшно завидовала по-настоящему современным вольным птицам.
Меня никогда не интересовало общение с другими «клушами», мои самые близкие подруги почти всегда жили одни, а если на время сходились с кем-то, я отдалялась, возвращаясь, когда «это заканчивалось». Меня удивляло, что они (я-то ладно, давно и безнадежно замужем) – красивые, умные, свободные, зачем-то портят свою жизнь, добровольно ввязываясь в парное существование. Путешествия в одиночку, разнообразные сексуальные приключения без чувства вины, финансовая самостоятельность – ну разве не здорово?!
– Зато тебе не надо бегать по городу в поисках секса, все есть дома…
Мне казалось, что их жизнь наполнена чуть ли не оргиями, но гораздо чаще, чем истории о бурных страстях, я слышала разговоры о длительном воздержании.