– Чему вы улыбаетесь? – спросила девушка.
– Я сочинил вам другую биографию.
С Садово-Триумфальной повернул на Малую Дмитровку и в Оружейный переулок.
Олтаржевский сказал, что нашёл приличное место, еще не заезженное посетителями.
Они разделись в гардеробе и поднялись на второй этаж. Молодой кавказец в галстуке-бабочке провёл гостей к столику в нише у окна. Официант принял заказ и с легким поклоном удалился.
– Здесь мило, – сказала девушка, озираясь на розово-фиолетовые стены, сцену и экран в глубине зала. – Это караоке-бар?
– Да. Завсегдатаи соберутся позже. Если хотите, можно перейти в соседний зал.
– Нет. Мне здесь нравится.
Олтаржевский спросил, дружит ли девушка с кем-то в компании? Нэла рассказала о приятельнице Оксане Скобцевой, руководившей корпунктом в Питере.
– Она режиссером снимала новогодний огонёк. В студию неожиданно приехал Арон Самуилович с женой. Свободных столиков не оказалось. Оксана выматерила помощника и места нашли. Всё это время Гуськов ждал рядом. Она об этом не знала. Его в лицо тогда мало кто знал. А потом он назначил её в Питер. Вячеслав Андреевич, давайте не будем о работе, – попросила Нэла.
– Давайте. Только тогда нам станет не о чем говорить, потому что общих интересов, кроме работы, у нас нет. Я ничего не знаю о ваших вкусах. Вы – о моих. А если расскажу, они вам, скорее всего, покажутся архаичными и вряд ли заинтересуют.
– Нет. Мне с вами интересно. Мне нравится, что вы делаете. В компании вас многие уважают. Вы не даёте своих в обиду. Я читала о вас.
– В газетах многое врут. Вы ведь знаете, как это делается.
– Но про вашего прадеда и про то, что вы воевали, это – правда?
– Правда. Скажите, вы действительно ждали звонка подруги?
Девушка смутилась. Олтаржевский извинился. Нэла благодарно улыбнулась.
От природы добрая, она научилась притворяться и не знала, нужно ли пробовать увлечь Олтаржевского для своей пользы. Сначала ей показалось, что она влюбилась в него. Затем передумала. Она мечтала «удачно» выйти замуж, но рассчитывала только на себя. Кормила бездомных собак у метро сосисками и в глубине своего юного сердца верила в любовь, как верят в чудо.
Им принесли сок и вино. В зал начали подходить люди.
Олтаржевский извинился и спустился вымыть руки.
Сквозь музыку и плеск воды в умывальнике он услышал крики.
За дверью стоял солдат с автоматом, в бронежилете и балаклаве под каской.
Солдат обернулся. Толкнул Олтаржевского лицом к стене и ударил шнурованным ботинком по пяткам:
– Ноги шире!
– Что случилось? – как можно спокойнее спросил Вячеслав Андреевич.
– Заткнись!
Олтаржевский спокойно бы дождался развязки – мало ли «зачисток» было в Москве в те годы! Но сверху донеслись крики. Он подумал о Нэле и сказал:
– Мне надо в зал!
Солдат не ответил.
Тогда Олтаржевский угрюмо приказал отвести его к офицеру. Позже Вячеслав Андреевич вспоминал, что с этой минуты был как в чаду: он был уверен – ослушаться его не посмеют. Солдат, помешкав, подчинился.
В зале «мумии» в балаклавах проверяли документы и выворачивали карманы напуганных людей. В сторонке метрдотель закрывал платком окровавленный нос. Он обиженно покосился на Олтаржевского, словно именно Олтаржевский его избил.
В нише у окна рослый боец потрошил сумочку Нэлы: пальцем в перчатке небрежно расшвыривал вещи по скатерти. Бледная от страха девушка смахивала с ресниц слезы.
Олтаржевский спокойно отнял у солдата портмоне. Тот уставился на нежданного защитника, но ударить не решился. Олтаржевский позвал офицера. Офицер подошёл:
– Что тут?
Солдат пожал плечами и показал на «борзого» посетителя.
Вячеслав Андреевич хотел было упросить офицера отпустить их с Нэлой. Он даже полез за деньгами. Но вдруг передумал.
– Знаешь что? – вдруг сказал он, и в его голосе послышались насмешливые нотки. – Извинись перед людьми! Пусть они решат, что это была шутка!
– Чё? – военный недобро прищурился на шутника. – Ты пьяный?
– Ты ж офицер, а не бандит! Наверно, воевал. Твои ребята – тоже!
Офицер с достоинством выпрямился, поправил ремень. Он вполголоса пожаловался, что у него приказ, но громко распорядился прекратить шмон.
Бойцы вопросительно уставились на командира. Гости решили, что импозантный мужчина с горбинкой на носу – милицейский чин.
– Вот видишь! Молодец! Твоими руками выживает конкурентов, так? – продолжал Олтаржевский. Офицер смутился. – Спой! Пусть видят, что ты нормальный человек.
Тот нахмурился. Но тут же улыбнулся и хлопнул Олтаржевского по плечу:
– Где тут у них чего? – офицер огляделся и смущенно подошёл к микрофону.
Техник в бейсболке и с серьгой в ухе подключал аппаратуру.
Бойцы сбились в проходе, не понимая, что делать.
– Что это значит? – спросила Нэла, озираясь. – Выгоните их! Вы же можете!
Глаза Олтаржевского сузились. Рот язвительно покривился.
– Show must go on! – проговорил он.
Девушка проследила за его взглядом.
По лестнице поднимался рослый детина в клетчатом пиджаке с кожаными налокотниками и в голубых джинсах, а с ним лысый парень плотной комплекции, как похоронный агент – в черном пальто и водолазке.
Увидев «омоновцев», двое остолбенели. Хозяин, пузатый кавказец в рыжей дубленке, подлетел к детине. Метрдотель что-то затараторил, пальцем показывая на Олтаржевского. Трое сурово взглянули на Вячеслава Андреевича и Нэлу.
Тут офицер стянул балаклаву, открыв простецкое курносое лицо, пощелкал пальцем по микрофону и сипловатым голосом поздоровался. Офицер сообщил, что красиво говорить не умеет, извинился за недоразумение и предложил вспомнить всех, кто сейчас выполняет свой долг. Под минусовку военный неуверенно повел дрожащим баритоном газмановских «Офицеров». Тут же официанты с подносами побежали обносить бойцов рюмками водки и бутербродами. Одни растерянно озирались. Другие неуверенно закусывали, но не пили. Посетители вытягивали шеи и переглядывались.
Детина и парень в чёрном пальто решительно направились к Олтаржевскому. Но он им что-то сказал, и оба, мгновение помедлив, принялись кружиться под песню, выделывая руками замысловатые фигуры. Олтаржевский оставил деньги на столе и повёл Нэлу вниз. У гардероба они услышали аплодисменты и залихватское гиканье.
В машине Олтаржевский извинился, что испортил вечер. И тут девушку прорвало.
– Зачем вы это сделали? – прошептала она и отчитала Олтаржевского за «маскарад» и за то, что он издевался над людьми. – Вы такой же, как ваш друг! Вы наслаждались тем, что людям страшно, а солдатам стыдно! За командира! Вы…
Она опомнилась и испуганно замолчала.
– Вы думаете, я им заплатил, чтоб поглумиться? – устало спросил Олтаржевский.
– Я не знаю. Тогда как вам удалось их всех заставить?
– У этих людей еще осталась совесть!
Всю дорогу они молчали.
Вячеслав Андреевич притормозил у высотки на Хорошевском шоссе.
Снежная крошка таяла на стекле. Он легонько пожал ладонь девушки. Неля насторожилась, но не убрала руку.
– Может, зайдете попить чаю… – неуверенно предложила она.
– Спасибо. В другой раз. Чапи вас заждался!
Она улыбнулась обиженно и благодарно.
– Забудем этот вечер. Ладно? – попросил Олтаржевский.
Девушка согласно закивала.
Назавтра какая-то жёлтая газетенка рассказала о происшествии в караоке-баре и обозвала Олтаржевского самодуром. Вячеслав же Андреевич с холодком в сердце подумал о последней записи в тетради. Но тут же отмахнулся от подозрения: на новой работе он научился управлять людьми – вот и всё! А все участники вечеринки предпочли ссоре отдых.
15
Поздно вечером Олтаржевскому позвонил отец.
– Помнишь наш разговор про Кривоколенный переулок? – спросил Андрей Петрович. – Встретишься с ребятами из инициативной группы?
Назавтра в кабинет на Новом Арбате охранник проводил двоих «ребят». Пенсионера лет семидесяти с большой лысиной и в коричневом старомодном костюме, с кривым узлом на галстуке, и долговязого мужчину примерно одних с Олтаржевским лет, неимоверно худого: пиджак и брюки висели на нём, как на вешалке.