Перед ним были самые великолепные женщины вселенной, но, несмотря на это, юноша, погруженный в странную апатию, не мог ни на что решиться. Полковник, гордившийся своей исключительной проницательностью, занялся наблюдением за новичком.
Прежде всего бросались в глаза длинные лошадиные скулы. Волосы незнакомца были чернее воронова крыла, что еще более подчеркивал контраст с белизной кожи: она была бледная, очень бледная — ни кровинки, такой цвет лица наводил на мысль о детстве, проведенном в подвалах. Анемия или атрофия? Полковник не знал, чем объяснить слабость его мышц — может быть, виной тому была болезнь, а может быть, призвание: гении частенько напоминают обитателей клоак. Не исключено, что перед нами чудаковатый поэт. В таком случае ему можно простить отвратительные пролетарские сигареты, шерстяной галстук и широкий ремень, который бы прекрасно смотрелся в аргентинской пампе, но казался абсолютно неуместным в роскошном салоне. Полковник никак не мог соединить воедино противоречивые детали. Сей персонаж был слишком похож на деревенщину, чтобы оказаться шпионом, а для художника выглядел слишком честным парнем. Таким образом, у него не оставалось другого выхода, как вступить с юношей в разговор: одно произнесенное слово порой лучше характеризует человека, чем все внешние черты.
Полковник начал с какого-то замечания относительно девушек, но его тактика не увенчалась успехом. Юноша только утвердительно кивнул, но рта не раскрыл и даже не посмотрел в сторону соседа. Вероятно, именно в эту минуту Полковник начал испытывать ненависть к молодому человеку. Речь идет не об отчаянной ненависти, но все-таки о ненависти. Этот сопляк мог и не хотел, а он хотел и не мог, и, если для развязывания мировых войн подобные причины являются достаточными, то что могло помешать ему возненавидеть бледного и худого юношу, который не страдал импотенцией, просто за его молодость и мужскую силу?
— Вы здесь в первый раз? — спросил Полковник с учтивостью библиотекаря.
— Нет.
— Что-то я вас не припомню. А надо заметить, я отличный физиономист.
Юноша никак не отреагировал на это замечание, и Полковник, не желая, чтобы молчание растеклось между ними рекой и нарушило начатый разговор, завел речь о ценах:
— Конечно, здешние девушки стоят того, но цены здесь непомерные; с такими доходами не нужна и месса, чтобы заполучить Париж.
— Я долгое время был в отъезде и только что вернулся издалека, — произнес юноша, не поворачивая головы.
— А куда же вы ездили, извините за любопытство? — поддержал беседу Полковник, почти переступая границу приличий.
Молодой человек заерзал на диване, выдав этим свое раздражение. Выражение его лица говорило: ну да, черт подери, я прощаю вам любопытство, но не ваше это собачье дело! Однако он не ответил на назойливость пощечиной, а, сделав над собой ужасное усилие, бросил:
— В Конго. Я провел два года в Конго.
— Африка! — воскликнул Полковник. Наконец-то он нашел, за что зацепиться — дайте мне точку опоры, и я справлюсь с мутизмом, как говорил философ, — и тут же выпалил пулеметной очередью: — Сельва! Пигмеи-каннибалы, тигры и львы. Редкие животные и прочая экзотика! А африканские женщины, какие женщины, niger sed bella. О, приключения!
— Приключения? — На этот раз юноша откликнулся с готовностью и впервые посмотрел ему в глаза. — Вы, наверное, хотите сказать — проклятая малярия?
Однако его горячности хватило только на этот вопрос, и он снова принялся рассеянно наблюдать за хождением девушек взад и вперед по залу. Медленные и плавные движения нужны были им только для того, чтобы показать свою красоту. И это напоминало порхание бабочек.
— И вы бросились завоевывать этот континент в одиночку? — настаивал Полковник.