Тимониха оказалась такой же простой, русской; вологодской, как мне и хотелось ее видеть, и самое главное – не разочаровался я в ее искренности, честности, а беседа с Анфисой Ивановной помогла лучше понять и истоки творчества, и позицию писателя Василия Белова.
Переночевал я, немного не дойдя до своей деревни, по – некрасовски. Уж больно соблазнительно было полежать на свежем сене в ночной тишине! Через несколько дней кончался отпуск, предстояло возвращение в задымленный город, в шум машин, толпу, суету. А здесь – ляжет снег, прикроет эту красоту до следующего лета.
10.05.1989 г.
ПОДНЯЛИ БУРЮ И ПОГИБЛИ В НЕЙ
«Слышен звон кандальный»
В этой книге, сразу же после издания в 1930 году ставшей букинистической редкостью, одни биографии. Короткие, всего по 10—20 строчек. «Политическая каторга и ссылка» – так она называется. На 690 страницах – более 4 тысяч биографий людей, всю свою жизнь посвятивших борьбе за свержение русского самодержавия. И это только тех, кто не погиб на каторге или в гражданскую войну. За каждой биографией – кандальный звон, скрежет дверей тюремных камер, вой сибирской вьюги, выстрелы и взрывы боевиков.
Прочесть только эту книгу – и будет достаточно, чтобы понять, какую же колоссальную работу пришлось проделать им всем вместе и сколько усилий на борьбу с революционерами потратили царские жандармы, полиция и суды. Вся история русских революций начала XX века в этом биографическом сборнике…
ЛЮБИМОВ Николай Михайлович: русский, сын священника. Род. в 1892 г. в Пензенской губ., образов, неоконченная духовная семинария. В 1907 г. вел пропаганду среди крестьян и солдат и состоял членом комитета – ученической организации в Пензе. Арестован и приговорен на поселение в Енисейскую губ. С 1916 г. проживал в Омске. Кандидат ВКП (б).
ОБРЯДЧИКОВ Яков Павлович: русский, сын приказчика, слесарь – механик, род. в 1887 г. в Нижнем Новгороде, окончил ремесл. уч – ще. В 1903 г. вступил в партию эсеров, работал в Н. Новгороде, на Сормовском заводе, руководя кружками, участвуя в забастовках, изготовляя паспорта, состоял членом комитета и боевой дружины. В 1908 г. был арестован на Сормовском заводе и осужден на поселение. На поселение вышел в 1911 г. в Иркутск, губ., а затем перевелся в Киренск, Ново – Николаевск. Чл. ВКП (б).
«Дворянское гнездо»
В 1917 году они победили, еще три года ушло на то, чтобы отстоять завоеванное. А потом началась жизнь, за которую и шли эти люди на каторгу.
В 1930 году на Б. Печерской, 30, в Нижнем Новгороде вырос новый дом. Поселились в нем бывшие политкаторжане и ссыльнопоселенцы с семьями. Дом был построен не на государственные средства, а на отчисления от их пенсий, скромных пенсий политкаторжан.
Двадцать шесть квартир в доме – двадцать шесть семей, хотя это были далеко не все политкаторжане – нижегородцы.
Когда они вселялись в новые квартиры, о которых и мечтать не могли в сибирской ссылке, каждому, наверное, его будущее представлялось только безоблачным и счастливым. И в страшном сне никому бы из этих людей не приснилось, что многим из них придется еще раз побывать на каторге, на этот раз – сталинской, советской.
За шесть десятилетий судьба разметала обитателей этого дома, и сейчас здесь из потомков политкаторжан живут только Обрядчиковы. Когда на доме открывалась мемориальная доска и произошла эта встреча.
Стелла Васильевна Яковлева – дочь одного из политкаторжан. В 30—е годы она жила в этом доме.
– Наш папа, Василий Семенович Яковлев, – рассказывает Стелла Васильевна, – родился в Выксе в семье рабочего в 1899 году. В 1907 году его арестовали за принадлежность к партии эсеров и хранение взрывчатых веществ. Каторгу отбывал в нижегородской и владимирской тюрьмах, на поселении жил в Иркутске. Бежал, был пойман. Снова каторга – в Нижне – Илимске и Усть – Куте. Осенью 1913 года бежал на Дальний Восток. И опять попал в руки жандармов.
После октября 1917—го В. Яковлев уже большевик. Вернулся в Нижний Новгород, работал сначала в облсовпрофе, первым заместителем председателя, потом управляющим Мясотрестом, председателем МОПРа в Нижнем. В то время ему приходилось часто встречать делегации иностранных коммунистов – англичан, французов, немцев, испанцев. Жили мечтой о мировой революции…
В этот дом, построенный для политкаторжан часто приходили Жданов, Каганович. Жданов и выбрал место для дома.
Альбом со старыми семейными фотографиями. Уникальный снимок: Каганович на отдыхе в Крыму в окружении политкаторжан. Рубаха нараспашку, в белой фуражке, с усами. На другом снимке – загорелые дети, это в санатории политкаторжан.
– Тридцать четвертый год, – читаю надпись на фотографии. – Самый голодный год.
– Мы не ощущали голода, – говорит Стелла Васильевна. – Нам сделали безоблачную жизнь в этом доме.
Дом этот в то время называли «дворянское гнездо». Как во времена Шаляпина и Горького их квартиры были центром культурной жизни города, так; и этот дом в 30—е.
– У нас часто выступали в «красном уголке» артисты оперного театра Галич, Дементьева, – рассказывает Стелла Васильевна, – чуть не ежедневно – Собольщиков – Самарин и его дочь, бывали артисты Большого театра Обухова, Барсов, Катульская, Тарасова, Кторов, Прудкин, Козин, Лидия Русланова, Гусляр – Северский. Приходили лучшие адвокаты города Калачевский, Высоцкий, Цветов, Золотницкая, Дрейзен, врачи Брусин, Федоров. Прямо во дворе выступали артисты ансамбля Красной Армии имени Александрова, хора имени Пятницкого. В доме все вместе отмечали праздники, дни рождения детей, а 23 марта – день снятия кандалов.
В 12 часов ночи в дверь тихо постучали
Но вот наступил 1937 год. По стране прокатилась волна ежовщины.
– Страшно вспомнить… – рассказывает Стелла Васильевна. – Папа работал тогда в президиуме областного суда. Настроение у него было очень плохое. Как – то он говорит: «Что бы ни случилось, куда бы вас ни вызывали – вы ничего не знаете».
Первым в этом доме арестовали Густава Винтера. За ним приехали, как тогда было принято, ночью.
– Сразу на шести «воронках», чтобы взять одного. Через месяц его расстреляли, – говорит Стелла Васильевна, – А в «воронках» вывезли книги из «красного уголка» и мебель.
Потом приехали за Кортом, Спругисом. Все тревожнее ночи в этом доме. Кто будет следующим?
– За папой приехали 14 февраля 1938—го, – рассказывает Стелла, Васильевна. – Он чувствовал, что за ним придут. Мы в тот вечер были на катке, он пришел, поймал меня: «Пойдем, дочка, домой, что – то с сердцем плохо». Дома поужинали, время – 11 часов. «Надо спать скорее», – говорит папа. «Куда ты торопишься?» – мама удивилась. А в 12 часов в дверь тихо постучали. Они, чекисты. Начали обыск, а книги, их у нас было десять тысяч томов, брали без разбора и – в раскрытое настежь окно, в костер. Сестра ужасно кричит, папа плачет: «Как вам не стыдно!» Даже шубки наши бросили в костер. В квартире – разгром, всю посуду разбили, а когда протокол дали подписать, спрашивают: «Претензии есть?» Прибежала соседка, Крылова: «Колю взяли!» И у них тоже все перетрясли. А к папе в кабинет поселился этот следователь с женой, который у нас обыск делал.
– Как же он вам в глаза смотрел?
– Смотрел…
Потом в этот дом «черные воронки» приезжали еще не один раз. Из 26 квартир не взяли только в двух. Многим из них еще раз выпала «дальняя дорога», кому – то и в знакомые централы. Спустя 20—25 лет вернуться в ту же камеру… И если бы посадили царские жандармы, а то ведь свои. И за что?
Путешествие в Бутырку. Ожидание
Через месяц Яковлевы получили бумагу, что их муж и отец – в тюрьме. У следователя удалось узнать, что он в Москве.
Разыскивать отца в Москву поехала его дочь Стелла, шестнадцатилетняя девушка. Хорошо еще, что там жила ее тетя. Прокуратура, потом Бутырская тюрьма, длинная и извилистая очередь людей к окошку, чтобы узнать хоть что – нибудь о своих близких.