– Из госпиталя – легче. Там ночью не следят. Конечно, придется лезть со стороны Набережной. Еще напорешься на решетку, как баран.
– Теперь мало кто бегает, – сказал Холуй. – С тех пор, как ходит патруль.
– Да, раньше было легче, – сказал Альберто. – Но вообще-то и сейчас можно. Вот Уриосте сбежал в понедельник ночью. Вернулся в четыре часа.
В сущности, почему бы не лечь в госпиталь? Зачем ему выходить? «Доктор, у меня темно в глазах, голова болит, сердце колотится, меня знобит, я трус». Когда кадетов оставляли без увольнительной, они всегда старались попасть в госпиталь. Лежишь в пижаме, ничего не делаешь, кормят хорошо. Правда, врачи и фельдшера становились все вреднее. Жара им мало – они знают: подержишь на лбу часа два банановую кожуру, и температура поднимается до тридцати девяти градусов. И в гонорею не верят с тех пор, как Ягуар и Кудрявый обмазались сгущенным молоком. Еще Ягуар придумал хорошую штуку: задержишь дыхание несколько раз, пока слезы не брызнут, а потом, когда подойдешь к врачу, сердце колотится, как барабан. Фельдшер тут же скажет: «Госпитализировать. Симптомы тахикардии».
– Я ни разу не смывался, – сказал Холуй.
– Куда тебе! – сказал Альберто. – А я смывался, в прошлом году. Один раз мы с Арроспиде пошли на вечеринку и вернулись к самой побудке. Да, на четвертом лучше жилось…
– Эй, Писатель! – крикнул Вальяно. – Ты учился в школе Франциска Сальского?
– Да, – ответил Альберто. – А что?
– Кудрявый говорит, там одни дамочки. Верно?
– Нет, – сказал Альберто. – Там негров не держат. Кудрявый засмеялся.
– Съел? – сказал он Вальяно. – Подсек тебя Писатель.
– Я хоть и негр, а мужчина что надо, – хорохорился Вальяно. – Не верите – проверьте.
– Ой, страшно! – сказал кто-то. – Ой, мамочки!
– Ай-ай-ай-ай! – пропел Кудрявый.
– Холуй! – крикнул Ягуар. – Иди проверь. Потом нам расскажешь, врет он или как.
– Холуй, надвое перешибу, – сказал Вальяно.
– Ой, мамочки!
– И тебя тоже! – заорал Вальяно. – Давай иди. Я готов.
– Что такое? – хрипло спросил Питон. Он только что проснулся.
– Негр говорит, что ты дамочка, – сказал Альберто.
– Говорит, он точно знает.
– Ей-ей, так и говорит.
– Целый час над тобой издевается.
– Врут, браточек, – сказал Вальяно. – Буду я за спиной трепаться!
Все снова зафыркали.
– Смеются они, – продолжал Вальяно. – Что, не видишь? – Он повысил голос. – Вот что, Писатель. Еще раз так пошутишь – дам в рыло. Чуть с дружком не поссорил.
– Ой! – сказал Альберто. – Слыхал, Питон? Он сказал, что ты его дружок.
– Цепляешься ко мне, негритяга? – спросил хриплый голос.
– Что ты, браточек! – сказал Вальяно. – Ты мне товарищ.
– Тогда не говори, что я дружок.
– Писатель, дам в рыло.
– Не всяк негр кусает, что лает, – сказал Ягуар.
Холуй думал: «В сущности, все они дружат. Ругаются, дерутся, как звери, а в сущности, они вместе. Только я для них чужой».
«У нее были толстые, белые, гладкие ноги, прямо хоть укуси». Альберто перечитал фразу, прикинул, хватит ли секса, и решил, что хватит.