Чувствовалось полное отсутствие вкуса, ни в одном изделии не было «изюминки». Решив особо не расстраиваться, Эл-Ит, руководствуясь здравым смыслом, раскопала зеленое облегающее платье, поражавшее полным набором промахов со стороны портного, но все же получше многих других. Она приняла ванну, уложила волосы примерно так, как видела у Дабиб, — вероятно, сюда подошло бы слово «женственно», — и облачилась в наряд. Потом вернулась в центральную комнату, где задумчивый Бен Ата ждал жену за столиком у окна. Сначала он просиял при виде ее платья, потом огорчился.
— Это что, из наших? — с сомнением спросил он.
Она ответила:
— Да, великий король. — И они обменялись понимающими дружескими улыбками, как супруги, прожившие вместе много лет.
Теперь, когда они, выходцы из разных стран, были разобщены, когда каждый почувствовал чужеродность партнера, уже нельзя было доверять тому, что они обрели за часы погружения друг в друга. Эл-Ит снова стала для Бен Ата чужестранкой и все в ней было для него чуждым, а то, что теперь было в ней ему дорого, о, это в каком-то смысле не столько привязывало его к ней, сколько отчуждало, — он в глубине души боялся, до чего жена может его довести. Она же, глядя на этого здоровенного, как бык, солдафона, с прилипшими ко лбу после ванны волосами, мысленно поздравляла себя — надо же, сумела довести его, до чего хотела.
Они задумали для себя обильный ужин, такой им и подали, и некоторое время оба с жадностью поглощали еду.
И все это — под неумолчный барабанный бой, доносившийся из парка.
Сразу после ужина оба вскочили и побежали в парк, обыскали его вдоль и поперек, но не нашли ни барабанщика, ни барабана. Но ведь они ясно слышали звук барабанного боя — откуда же он доносился? Отсюда? Нет, оттуда! Все время источник звука был где-то рядом, но его так и не удалось обнаружить.
Наконец они поняли, что никогда не смогут понять, откуда идет звук, и вернулись в павильон. Но не рука об руку. Даже не бок о бок. Каждый чувствовал себя вещью в себе, замкнутым на себя, абсолютно недоступным для понимания другого, этого чужака.
— Тем не менее, — заговорила Эл-Ит, будто продолжая их незаконченный разговор, — я теперь наверняка беременна.
— Да? Отлично! Ты уверена? — Подозревая, что в такой момент было бы уместным хотя бы обнять жену, он сделал движение в ее сторону, но она явно не была расположена к такого рода жестам, и он с благодарностью отказался от своего намерения.
— Разумеется, уверена.
— Но почему? Откуда ты знаешь?
— У вас в стране каждая женщина может определить, но у нас, конечно, это немного по-другому. — Сказав это, Эл-Ит засмеялась, он же вежливо помолчал — ждал, не объяснит ли она свои слова.
— Ну и хорошо. Я в восторге.
— И я тоже. Видимо, этого от нас ждут.
— Ты уверена?
— Нет, конечно. В чем тут можно быть уверенной.
— А что нам делать дальше?
— Откуда мне знать? Скорее всего, мне прикажут возвращаться домой.
Увидев, какое облегчение моментально отразилось на лице мужа, Эл-Ит расхохоталась, жестом указывая на него, и он, поняв, что жена угадала его чувства и не скрывает своих таких же, присоединился к ней. Когда окончился их праздник смеха, оба сообразили, что до полуночи еще далеко и им, предоставленным на произвол судьбы, можно побыть порознь.
— Сыграем в шахматы? — предложил Бен Ата.
— Почему бы и нет?
Сначала выиграл он, потом она. В своем государстве каждый из них был очень хорошим игроком, настоящим мастером. Естественно, игра затянулась до утренней зари.
Обоих посетила мысль (каждый надеялся, что другой не заметил), не пора ли заняться любовной игрой, но оба ее отвергли.