Значит ли это, что лидеры главных советских коммун Каменев и Зиновьев и соперники Троцкого рассчитывали на такой эффект? Мы возьмем власть. А дальше народ признает в нас преемников Ленина. Кстати, относительно неплохой вариант для СССР. Во всяком случае предполагает возвращение внутрипартийной демократии. Ну в этом деле настоящему интеллектуалу вернуть себе власть, не представляется несбыточными надеждами. Здесь было необходимо отменить решение X съезда ВКПб 1921 года о необходимости крепить дисциплину и запрещавшую внутрипартийные дискуссии – на это решение потом будут опираться люди Сталина, чтобы расправиться с оппонентами. Но ведь, когда принималось это решение, шла гражданская война. (Но зеремидная война вечная, даже если ее буквально нет, у зеремидов она есть всегда, даже во сне и спячке наличествует)
Зиновьев и Каменев – ремиды, отличная альтернатива!
А ремиды это всегда творческое начало, допущение критики и интеллигентская рефлексия насчет собственных ошибок (У зеремида нет рефлексии, есть только комплексы). С ремидами у СССР возникали неплохие перспективы. Самое главное отмена практики «давай – давай», даешь результаты любой ценой, – командно-административный стиль руководства был бы отброшен прозапас. Ремиды – это творческое начало и такой же подход к каждой проблеме. Ремиды не друг друга критикуют, поддерживают, стараются исправиться, если вникают в свои ошибки. Ремиды проявляют принципиальность, и нет принципиальней людей, но исключительно и только во имя закона и во имя высокой цели. Ремиды – лучшие представители аппарата принуждения – государства. И уж лучше бы они принуждали своим примером, уж тем, что не воровали бы. И, уж тем более, ремиды не изводят друг друга физически, за исключением разногласий разве что на уровне веры. Вера ремидов – это само государство. И язык расстрелов – это не их язык общения. Язык убеждения, служения народу. Раньше были дворяне, офицеры – люди чести. Вот точно такие же ремиды, но без родословной и погон. Когда нет никаких других решений, ремиды попытаются даже договорится, сделают последнюю попытку примирения (другое дело безполутональные и возбудимые зерефы, которые всегда общаются резко, как на природе, как на охоте, зерефы определяют быстро: друг-друг, враг – враг и посередине ничего нет. Только инстинкты. Отсюда же и враги народа, отсюда и пули, как стрелы во врагов конце раздора. Если подобному народу дать волю, он начнет искать свою истину, первым делом в этом поиске он найдет виноватых, то есть своих врагов найдет. И не факт, что врагом не окажется земляк, сосед или вчерашний товарищ по учебе. Самыми последними врагами пойдут: отец, брат и прочая родимая «мелочь». (Но для возбуждения народного поиска виноватых на вершину преклонения должен подняться, еще раз, зеремид. Как только он столкнется с первой же проблемой, он включит свой народный мозг и призовет народ помочь ему в борьбе с личными врагами без разного «творчества» и рефлексии сомнения. Для зеремида нет такого сомнения, нет рефлексии, его беспокоят только комплексы. В этом смысле толпа тоже часто прикрывается религией, традицией, даже патриотизмом, но в себе хранит тайну внутреннего зуда и комплексы внутреннего самопрезрения. Но, еще раз, выбирают те, кого физически больше. Они и выбрали не очкариков, а Сталина). Но кто бы не был виноватый, он будет необязательно врагом настоящим. Он будет больше напоминать стрелочника, всем своим жалким видом напоминая, что он есть жертва слепых, озлобленных людей.
Глава VIII
Жестокий хамелеон рядом и внутри
Может сложится мнение, что традиционная система всеядна, что она способна на вживление. Это действительно так. Она способна на вживление. Она как хамелеон принимает нужную форму. Но внутри себя остается все такой же традиционной системой. То есть традиционные люди не могут без иерархии. Какую бы систему зерефы не создавали и как бы ее затем не называли, они все равно создадут иерархию, где будут начальствующая элита и будут презренные подчиненные. Они не могут без этого. С чем это связано, очень трудно объяснить. Может быть с климатом, может быть еще что-то сопутствует наитяжелейшим условиям жизни, что обязательно нужен вожак и его люди, дисциплина общины. Но традиционные люди где бы они не собрались и куда бы не переместились под влиянием нужды, голода, на новом месте они снова будут жить, как и раньше и ничего не изменится. Уже было сказано, что все время есть невидимый центральный стержень, а на него нанизываются все остальные круги, вот эти самые круги и есть традиционные страты. Вы можете жить при натуральных отношениях обмена продуктами, можете потреблять при капитализме, учиться при социализме, даже при демократии, этот центральный стержень будет стоять и там и тут. Но его никто видит. Хотя все, кто внутри, все прекрасно построятся. Верховные жрецы будут окрашены в цвета элиты, остальные будут стоять по рангу, как будто они прямо сейчас снова бросятся в бой.
Все дело, какое очередное качество будет центральным. Если при феодализме – это родовитость и подчинение знати по крови, при социализме способность запоминать и перенимать у революционеров слова и лозунги, то при капитализме, когда в общем традиционный народ не знает смысла денег, все зерефы начнут спекулировать. Да так, что обгонят своих учителей в жесткости и цинизме. Авторитетные капиталисты удивятся, а революционеры перевернутся в гробу, откуда у этих людей столько жесткости по отношению к своим, именно к своим? А когда традиционные, крипта традиционные и пост традиционные люди были чуткими друг к другу? В родовом коллективе родня все увидит и не позволит: накажет за черствость, за неучастие, за неуважение, то есть свидетели рядом. Традиционный человек был на виду, перед общиной всегда. При феодализме, зереф должен соблюдать нормы морали общины, при социализме утроенная лозунгами мораль вообще давила на зерефа больше нажима родственников. При капитализме это тройное давление исчезло. Тройное! И сразу отрезало, – настало время выстраивать новую иерархию. А кто из подобных же людей подвинется просто так? Уступит место. Захочет стоять внизу и тренировать глаза на лоб? Сверху всегда нажим и насилие, нагоняй – на поверку все такое же традиционное, без сантиментов цивилизации. Снизу исполнение и чуткость с глазами на лбу. Отсюда и жестокость банков – этих инстанций или чужих форм, которые в себе есть традиционные субстанции. В банках сидят кто? – Зеремиды. То есть свои. А мы знаем, что зеремиды должны быстро подняться, если уже не поднялись, то есть такие же традиционные люди. А традиционные люди всегда только давят. На себе подобных, точно таких же людей, но к их несчастью ниже статусом. Если в натуральную эру были всякие герои, воины, то сейчас в царстве денег эти герои и воины – самые жестокие, бессердечные спекулянты. Они не видят родни и не ищут никакого родства. Они просто давят и принижают. Дисциплина во имя дисциплины. Таков закон выживания. Таким он был, таким и остался.
Куда оно делось?
Все люди размешались в городах. Но какие это люди? Что они исповедуют? Какие ценности признают? Как быстро и четко они подражают чужие формы, но тут же остаются самими собой.
Если мы смотрим на ряды чиновников и видим, что в ряды избранных набирались не за профессионализм, то мы точно укажем – это традиционный отряд псевдо воинов. Для реальных боевых столкновений они мало приспособлены, потому и вид имеют весьма странный, но под приватизацию, например, этот вид и, самое главное, качество кандидатур будет оптимальным. Никогда не забываем, что стержень традиции уже стоит в самом центре, а на него нанизываются круги один за другим, один на другого. От нужных людей системы требуется только молчать и выполнять поручения, совсем как на войне. С другой стороны, каждый руководитель звена будет подбирать точно такого же молчуна и родственника – такой же необходимый анахронизм традиции, на самом конце он такой же подходящий, как и на самом верху, только наверху пока соблюдается форма, а внизу сразу формы нет. Внизу все просто: не справился, не устраиваешь – гуляй. Таким образом вся рыночная система создается по традиционному (военному, полувоенному, крипта военному) признаку и чужим, чуждым, опасным и непонятным в этом строю места нет. Хотя это уже не строй первобытных воинов, но это уже система, социально-экономическая формация. Даже государство такое. Состоит только из формы. Институты государства вроде бы есть, а содержание старое, феодальное.