* * *
Нечем дышать, повсюду – в носу, ушах, во рту – пепел. Боль здесь, всегда со мной, но удушье берет верх – заставляю безвольное, пораженное мучительной судорогой тело подняться. Голова, глаза налиты кровью, вены пульсируют с невозможной частотой, а сердце, готовое вырваться из груди, заходится в исступленной, самоуничтожающей истерике.
Слепец в царстве теней…
Вокруг беснуется осиротевший ветер. Он разговаривает со мной на все голоса, он кричит и молит, вздыхает и плачет, он спрашивает об исчезнувшей подружке-листве, которая так весело шелестела в его объятиях. Ему может ответить только вездесущий пепел, но он молчит – всегда молчит. Лишь взлетает и кружит в ритуальном танце смерти – сумасшедший шаман, оплакивающий сгинувшие в ядерном пожарище деревья, опустевшие дома, выжженный изнутри город. Я танцую вместе с ним, но мне не нужны движения – гибельный ритм внутри моего сердца.
«Они ушли» – это ветер.
«Сгорели» – неслышимый шепот немого пепла.
«Дотла» – стонет тишина.
«Всееее» – безумным хохотом заливается тишь.
Кладбище – на многие километры. Многоэтажные склепы, братские могилы…
Скрип детских качелей – одинокий, неуместный среди безмолвного погоста. Маленькая девочка – не вижу – знаю. Она улыбается, она смеется над моими закрытыми глазами:
«Живые слепы… стоит умереть, чтобы прозреть».
Морок, безумные игры безумного разума.
Бреду сквозь вездесущий пепел. Не понимаю куда, не ведаю зачем… Двигаться, чтобы ощущать себя… каким? живым? Но в царстве мертвых я – чужак, изгой, до времени отвергнутый бледной старухой. Я – упрек ушедшим… покинутый город смотрит на меня тысячами пустых оконных проемов, в каждом задавленный, лишенный голоса крик… и обвинение. Я «вижу» тени – за разбитыми стеклами – сотни, тысячи силуэтов. Тьма – в упор, не таясь – рассматривает меня… Чудовище с миллионом глаз – от него не спрятаться. Страшные, опаленные адским пламенем зрачки найдут тебя повсюду, твоя душа под прицелом.
Сбросить наваждение, терпеть, держаться – до вечера, до наступления сумерек.
– Здесь всегда светит Солнце…
Вздрагиваю, голос кажется настоящим, живым.
– Кто здесь? – гортань не слушается, я шепчу на грани слышимости.
Голос в ответ смеется:
– Твой поводырь.
– Не понимаю, – странный собеседник страшит меня. Слепой, потерянный – я беззащитен перед ним.
– Понимание – непозволительная роскошь в мире, который сошел с ума.
Некоторое время мы идем молча, я не слышу его шагов, не слышу дыхания, но он здесь, совсем рядом…
– Куда мы идем? – глупый вопрос, под стать ситуации, и тут же другой, – я тоже сошел с ума?
Поводырь заливается беззаботным, легким смехом, – разве посреди урагана возможно сохранить разум?
– Я ничего не вижу, – понимаю, что от незнакомца не добиться ничего, – что вокруг?
– Почему ты решил, что я зрячий?
Начинаю заводиться:
– Ты – поводырь, ты должен видеть!
Недолгая тишина в ответ, затем тихое:
– Здесь очень-очень яркий свет, повсюду… и нет нигде тени, но самого Солнца не видно – скрыто в собственном сиянии. Свет, везде свет… Слепит сильнее тьмы…
Мой собеседник говорит каким-то неестественным тоном, со странной интонацией, будто читает по книге.
– Я ощущаю пепел.
– Свет все превращает в пепел, сжигает дотла.
В голосе моего спутника вдруг прорезаются живые нотки:
– Земля покрыта пеплом, как снегом. И «снег» идет и идет… иногда полностью закрывая небо… и кажется, наступила долгожданная ночь и можно отдохнуть от вечного рассвета. Однако новое Солнце не терпит противления и мрака – и ночи не вступить в свои права.
Внезапно страх покидает меня:
– Красиво излагаешь, как по писанному… зачем ты нашел меня?
* * *
Причудливая прогулка – двое путников в недрах мертвого, укутанного черным саванном города. Возродиться бы из пепла птицей Фениксом, окинуть зорким глазом новый мир – его границы и горизонты… Не хочу быть «рожденным ползать» кротом, не хочу на ощупь пробиваться через грязь и тлен, пресмыкаться под убийственными лучами беспощадной звезды.
Вокруг слишком ярко, чтобы ощущать собственную слепоту. Я не чувствую земли, делаю шаг за шагом, бреду без цели и смысла. Поводырь больше не беспокоит меня – он всего лишь часть декораций, деталь интерьера в театре абсурда. Мы молчим и наслаждаемся нашим молчанием. Двигаться, идти – прямо, прямо, прямо! Остановишься и круговерть вальсирующего в агонии города захватит, подчинит, лишит разума.
Что-то меняется, поводырь застывает на месте. Перезвон! Колокола! Но здесь не должно быть церкви – нет и никогда не было… Однако я слышу величественную музыку – биение железного сердца, а через секунду оживает божественный орган. Внеземное звучание, запредельная красота…
«Мелодия» мне знакома, однажды она подарила мимолетное, короткое счастье… Небольшая церковь в крохотной деревушке. Несколько десятков празднично одетых людей – их лица забыты, укрыты туманом времени. Два человека – узнаю себя – молодой, слегка нервничающий жених в строгом черном костюме, и – моя белоснежная принцесса, готовящаяся стать королевой… Они… мы… заходим внутрь церкви, исчезаем под сенью благодатных сводов. Пожилой священник – я помню его добрый, по-отечески мудрый взгляд – соединяет руки влюбленных. Церемония ускользает от меня, остается только волнение и ощущение сопричастности…
Обожженные глаза режет солью. Но мне не стыдно перед поводырем:
– Что ты видишь? Эта церковь должна находиться за много километров отсюда.
Мой спутник покорно отвечает:
– Ты в плену своего Прошлого, я вижу то, что тебе хочется показать. Ты был тогда… там… счастлив?
Пожимаю плечами, – возможно… – и тут же киваю. – Сейчас знаю, что – да.
Судьба подарила мне много светлых моментов. Когда-то это воспринималось как данность: случайная встреча, неудержимый водоворот чувств, бешеный ураган страстей, тихое таинство венчания и спокойная семейная жизнь, размеренная повседневность… до новой вспышки – в мир пришел беззащитный, крошечный человечек, удивленно взирающий по сторонам. Первые слезки, улыбки, бессонные ночи и тревожные дни, первые неуклюжие шаги и «па-па», от которого кружится голова и замирает сердце… А потом появился ангелочек – улыбчивая кудряшка с серьезным взглядом зеленых глаз…
– Прекрати! Прекрати все это! – я ору изо всех сил, пытаюсь руками найти поводыря, ударить наотмашь, но ловлю лишь пустоту, – зачем, зачем ты мучаешь меня?!
Ничто больше не нарушает кладбищенского покоя, набат умолк, орган никогда не звучал. Лишь ветер нашептывает одному ему известные мантры да слабеющее эхо вторит чужим словам – «в плену Прошлого, в плену Прошлого»…
* * *
Обида и злость – две сестры. За что мы прикованы к земле, зачем нам руки, которые не в силах поднять наши тела в воздух?
Завуч, женщина неопределенного возраста с простым и честным прозвищем «Грымза», брызжет на меня слюной, из хищной, ощерившейся клыками пасти выползают на свет ядовитые слова-змеи: «хулиган», «двоечник», «позор класса»…
А я хочу взмахнуть крылами, оседлать дикий, непокорный воздух и взмыть неудержимой птицей над школьным двором, чтобы кружиться, стремительно взлетать и, подобно ястребу, пикировать вниз, пугая смешных, нелепых узников земли. Хочу, чтобы от моего победного клекота содрогались и лопались стекла по всей округе, чтобы…
Но у меня нет крыльев, только слабые, потеющие от стыда и бессилия руки. Я должен забиться в кокон… оказаться по ту сторону янтаря… Янтарь – отец привез мне его с юга – крошечный, прозрачный «камушек» неправильной формы, но внутри него навсегда поселилось неизвестное насекомое с хрупкими, аккуратными крылышками. Я знал – оно живое, затаившееся, миллионы лет безропотно ждущее окончания бессрочного заточения. Вокруг янтаря сменяются эпохи, тысячелетия пролетают секундами, отступают и вновь возвращаются грозные ледники, лишь пленник камня всегда по ту сторону – неподвластен времени – смеется, издевается над смертью. Мне нужно туда…