Но и его хватило на то, чтобы вновь возродить к активности в его душе давешнего «зверька» дурного предчувствия.
– «Генералу Никифорову от скорбящих друзей», – вслух еще раз перечитал самодеятельный художник.
Ведь, какую угодно, наверное, фамилию мог ожидать он, но только не эту. Все же не так много времени прошло с тех злополучных событий, как в последний раз он видел в полном здравии этого «доброго друга» московских инструкторов альпинистской, туристской и горнолыжной подготовки.
…Было то на Кавказе – в аэропорту Минеральных Вод. Откуда, с поличным арестованного Никифорова, совсем не с почетом по-генеральски, а наоборот – как обычного уголовника – в наручниках и под конвоем выводили на летное поле к машине, следовавшей на вертолетную площадку, чтобы доставить, оттуда в столичный следственный изолятор.
– Долетел сюда он, видать, благополучно, коли, только через целый месяц венок понадобился, – присвистнул от удивления Калуга.
И тут же погасил, вспыхнувшую, было, в душе тревогу:
– Ответил, мол, за все!
Хотя покойником вполне мог бы быть и другой генерал с этой, весьма распространенной фамилией.
– Вот, только, вряд ли бы того стали выносить из постпредства Горской Республики, – сам себе возразил на это объяснение Сергей.
Ведь именно в правительстве этого государственного образования, до своего ареста Никифоров исполнял обязанности вице-премьера, курировавшего деятельность силовых ведомств.
Самые разные мысли встревоженным роем поднялись в голове Калуги в связи с полученным им от директора заданием.
В том числе и подтвердив правоту древних философов, утверждающих, что:
– «Нет милее, прекраснее и сладко пахнущей картины, чем смердящий труп врага!»
Уж они-то поняли бы наверняка:
– От чего это, оказались, не в пример прежним траурным лентам, столь аккуратными, четкими и красивыми буквы. Что исполнил именно сейчас художник по траурному черному крепу.
Как-никак, водила кистью рука человека, чудом оставшегося в живых после неоднократного «дружеского» участия в его судьбе, лично этого самого – только что отправившегося на небеса, уголовного жмурика.
– И вовсе не он виноват, – понимает бывший сержанта Калуга, что стал врагом тому, кто командовал им когда-то на службе в Афганистане. И кто так и не стал его спутником в несостоявшемся походе к лавиноопасному перевалу на Северном Кавказе.
– Генерала, выходит, хоронят именно сегодня, – ещё и горько усмехнулся тот, кого сам Никифоров при своей жизни не раз приговаривал к смерти. И даже, чуть реально ли не похоронил под толщей снега!
Именно так и было прошлым летом.
Нисколько не «загибает» Сергей Калуга, оценивая жизненный путь того, кому адресует поминальные слова на черной материи.
– И, если бы ни ошибка преследователей, еще неизвестно, по кому бы нужно было еще раньше выводить траурную надпись на ленте к скорбному венку? – вздохнул Сергей. – Вот уж действительно и многократно – «Мертвый недруг благоухает пуще амброзии!»
Однако и особой радости он сейчас не испытывает.
Прежде, даже рискуя получить ответный «гостинец» от, лично «спроваженного им за решетку» преступника «с лампасами», Калуга еще надеялся на иное завершение истории с рюкзаком, полным долларов:
– Посадят, дескать, чтобы не разводил коррупцию!
Но не думал он, что развязка дойдет так далеко – до могилы!
Все же, и не без реальных опасений, полагал:
– Помогут свои люди генералу выйти сухим из воды, спасут от решётки обширные связи и покровители.
Оно же вот как все обернулось…
Пока просыхала, разведенная на олифе, золотистая бронзовая пудра:
– «Генералу Никифорову от…»
Сергей Калуга, в своей обжитой до последнего уголка, «художественной кондейке», успел вдруг «на смерть» разругаться с недавней подшефной и помощницей.
– С «толстой дурой», – как едва ли ни вслух и при всех не окрестил Любочку.
И поделом!
Так как, почти всё имущество «туристского проката», только что принятое ею с хихоньками, да хаханьками от неведомых теперь, клиентов, снова было точной копией утрешнего:
– Того самого, что уже с самого утра заставило Сергея порядком надышаться вонью разложения палаточного брезента и перкаля от сырости и плесени.
И опять очередная партия таких грязно-промоченных вещей «из леса» сулила Сергею не меньших потуг. Особенно если солнце на дворе сменится дождём. И сушку всего этого добра придётся вести в кабинетах, да бытовках клуба.
В том числе не только общественных помещений, как говорится, для всех, а также и элитных, занимаемых инструкторами.
После крупного разговора насчёт её интеллекта, до глубины души обиженная ещё и нарисованной, отнюдь не на материи, жизненной личной перспективой, Любовь Георгиевна Дедова вновь спустилась в этот день в Калугинский подвал.
Но сделала это гораздо позже и с деньгами, выданными ему под расходный ордер:
– И на венок, и на такси.
Сделала она это, демонстрируя Калуге почти каменное выражение лица.
– Если бы, конечно, – примирительно улыбнулся про себя Сергей. – Кто-то попытался изваять из камня нечто мягкое, розовощёкое и постоянно пышущее жаром. И тем самым, хотя бы отдаленно, походило на подобный натуральный «природный материал», из которого целиком была создана сия любительница всего сладкого и мучного.
Нелицеприятный разговор, а за ним и последовавший разнос, устроенный ей Калугой за «косяк» в приёмке снаряжения от клиентов пункта проката, судя по всему, до сих пор саднил в обиженной душе счётного работника.
– Теперь я к твоим делам и пальцем не притронусь! – напоследок громко хлопнула она дверью.
В связи с этим, очередных клиентов «Пункта проката» принимать теперь стало просто некому.
– Приходите завтра! – безапелляционно заявил Калуга оставшимся в очереди посетителям.
Жаловаться им было в данный момент просто не на кого. Так как, завершивший смену, сотрудник пункта проката отбыл в разгар рабочего дня для выполнения особого задания начальства.
В подтверждении реальности этого совета, он прикрепил скотчем на, обитую жестью, дверь собственноручно оформленный тетрадный листок со следами шариковой ручки, гласивший коротко и ясно:
«Санитарный день».
Что было похоже на правду. Учитывая его былую и еще предстоящую борьбу с мокрым и заплесневелым снаряжением.
После чего, со спокойной душой, уехал по указанному директором адресу в столичное представительство Горской Республики.
…На месте гражданской панихиды по «безвременно ушедшему товарищу» Сергей задержался несколько дольше, чем планировал. И не только от того, что исключительно аккуратно украшал венок черной траурной лентой, выслушивая переливы проникновенной директорской фразы, насчет сочувствия родным и близким замечательного государственного деятеля и патриота.
Передав готовый траурный предмет своему непосредственному руководителю, он постарался узнать от него, всё, что только было возможно, о подробностях смерти бывшего генерала Никифорова.
Тем более что слухов оказалось вполне достаточно для того, чтобы возникли самые невероятные версии. Вплоть до утверждения, что за решеткой с невинным человеком расправились его лютые враги – самые настоящие коррупционеры.
Что, впрочем, было недалеко от истины!
После чего, набравшись подобных новостей, как сухая губка – водой и оценив, их с точки зрения участника некоторых прошлых событий, Калуга окончательно потерял на сегодня всякий интерес к своей основной работе.
Прихватив в ближайшем продовольственном магазине литровую бутылку, лучшей, что была на витрине ликёроводочного отдела, сорокоградусной «Столичной», на соседнем прилавке ему отпустили кирпич «ржаного» хлеба, а завершило все его траты аппетитно пахнущее чесноком и дымом кольцо копченой «Краковской» колбасы.