– Знаю я этот обмен опытом! – и прибавил шаг к своему станку. – Прошлую осень поехал и до самых холодов картошку в поле выбирал!
Билеты на концерт
Билеты нам дали. Мне, значит, да дружкам моим Сидорову и Охапкину.
Начали с меня.
– Ты, Иванов, – говорят. – Смотри и мотай на ус.
После чего принялись за всех скопом:
– За ваши грехи, получите и распишитесь.
– Простите, извините, – отвечаем.
Но таких не проймешь.
– Не верим в раскаяние, – строгости напускают общественники, с новой силой. – Уж, больно охочи, вы, братцы, до выпивки и прогулов!
После этих страшных слов наступило и наказание:
– Чтобы мы верно начали исправляться, под роспись в профкомовском журнале приказов выдали каждому из нашей компании по одному билету на концерт симфонической музыки.
Еще и пожелали вдогонку:
– Вникайте в культуру, а мы проверим!
Нам же, что:
– Что мы совсем отпетые и отмороженные?!
Нам подводить коллектив неохота:
– Старались, ведь, для нас занятые и без того люди – в кассу филармонии ходили за билетами.
Вот мы и пошли.
А народу там – не протолкаться!
И на кассе табличка:
«Все билеты проданы»!
Но желающих послушать заезжих скрипачей, да местных тромбонистов – страсть, как много!
Все друг у друга лишний билетик выпрашивают.
Заметили нас – обступили.
– Продайте, билеты – говорят. – Зачем они вам?
Только не за тех принимают.
Сказано же:
– Раз коллектив поручил сходить на концерт и после него обстоятельно пересказать впечатления, отчитаться, так сказать, исполним в точности, хоть в лепешку расшибемся.
Видит народ:
– Пустое дело!
Расходиться начали меломаны, к другим, таким же, как мы, кадровому потенциалу с предприятий, приставать.
А один, самый настырный любитель Баха и прочих корифеев симфонизма, господи прости, мало того, что в шляпе, а умишком пораскинул.
Сбегал быстренько куда-то. Приносит.
– Я вам это, – убеждает. – А вы мне – билеты!
Только у нас просить бесполезно. Сами, кого хочешь, уговорим:
– Лишь бы было!
Так и разошлись.
Тот симфонист, головастый, в шляпе, отправился-таки на концерт. А мы как обычно – в знакомую подворотню, где в укромной щели пластиковые стаканы давным-давно припрятаны с прошлой культурной вылазки.
Утром только неудобно было.
Все участливо о симфонической музыке говорят. Пытают, видимо, как мы к культуре приобщились.
А мне, Иванову, да дружкам моим – Сидорову и Охапкину не до разговоров о классическом музыкальном наследии.
Воды охота:
– Холодной!
Гроза
Когда Глеб Шустриков на работу вовремя приходит – жди грозы!
Просто чутье какое-то.
Раздевается. Костюм – в шкафчик, а робу – на себя. Встает к верстаку и тихо так, чтобы другим н7е мешать, напильником хрумкает заготовку.
– Давай, Шустриков, – предлагаем от чистого сердца. – Уде открыли!
А он – ноль внимания!
Мастера ждет.
Только мастер не спешит, а едва появляется, сразу за Глеба Шустрикова:
– Вот он где, чтобы глаза мои на него не глядели!
И далее в том же духе.
– Ты, – говорит. – Вчера опять там был?
И по тому, как скромно потупил взор бессловесный Шустриков, становится понятно, что не ошибается наш руководитель участка.
Да и как ошибиться, если полная информация так и прет наружу от разгневанного мастера:
– Опять счет прислали за специальное медицинское обслуживание!
И так добрых два часа.
Говорит так, как по заранее написанному тексту, наш замечательный, красноречивый мастер:
– О чести коллектива!
Затем:
– О тех, кто ею не дорожит и плюет, в конечном итоге, на товарищей по работе!
Только Глеб Шустриков молчит.
Затаился у верстака. Выжидает, когда гроза пройдет. Ждет удобного момента перевести дыхание и попросить закурить, так как получку вчера всю оставил, незнамо где.
Всю – копеечки.
Но словеса мастера не остаются воплем вопиющего в пустыне. Играют свою роль. На несколько дней после этого, до самого аванса воздерживается Глеб Шустриков от залетов и на работу, как всегда, только перед самым обедом появляется.
Знает, когда нужно вовремя приходить:
– Перед грозой!
Хобби
Иннокентий Семкин завел собаку.
Не какую-нибудь там болонку или бульдога. Самую, что ни есть, обыкновенную дворнягу – хвост крючком!
И назвал он ее не так, как любят придумывать клички все прочие, слишком образованные сограждане: – Не Гектором или Вулканом. А в традициях русского фольклора: – Шариком!
И жил этот пес у него даже не на кровати в квартире, или в конуре у порога. А в самом подходящем месте:
– Где придется! Там же и еду себе промышляет!
Но на выставки собак Иннокентий Семкин водит своего Шарика регулярно. Ни одну не пропускает.
Хобби у него такое: – Не отставать от других!
Посмеиваются зрители над питомцем Семкина.
А вот в жюри придерживаются противоположного мнения. Присуждают Шарику не только жетоны участника, как прочим. Не одни розетки лучшего представителя породы.
А еще и медали. Да все – высшей пробы!
Дело же не в том, что собака Иннокентия Семкина – очень уж понятлива да смышленая.
Сказано же: – Хвост – крючком!
Просто в садовом кооперативе, где председателем много лет бессменно является Иннокентий Семкин, находится и дача бессменного председателя жюри выставочного комитета.
А тот прекрасно знает, что у господина Семкина хобби:
– Не отставать от других. Ни в чем. И особенно в знаках внимания!
Интересного охота
Дело было к вечеру. Конец рабочего дня приближался с неминуемостью опаздывающего на конечную станцию пригородного поезда.
Валентину Шимкину предстояло концерт слушать или, на худой конец, нырять с коллегами в ближайший кинозал.
Приобщиться, так сказать, к культурному досугу.
Со стула на стул пересаживаться, конечно, не очень хотелось, а что поделать. Не идти же в шахматы рубиться на парковой скамейке с пенсионерами, с молодежью зажигать на дискотеке или, нацепив кеды, бежать трусцой от инфаркта.
– Как жить интересно можно! – вздохнул Шимкин с досадой на то, что поздно о его душе общественники подумали. – Нет, правильно в профкоме заставляют заниматься культурным самовоспитанием!
Это он – совсем про других людей подумал. Сам же не желал ни на концерт, ни тем более в кеды.
Ушмыгнул за пять минут до конца смены через заветную дырку в заборе, чтобы председателя профкома на проходной не встретить с билетами под ведомость на сеанс или увертюру.
По поводу планов на вечер у него было другое мнение – дома просидеть, пока глаза не слипнутся, перед телевизором:
– Там всего сразу хватает: и кино; и лечебной трусцы под симфоническую музыку.
Оригинал
К назначенному часу все собрались. Не было только Геннадия Лямина.
– Непорядок! – возмутился Иван Иванович. – Вечно он опаздывает, постоянно заставляет себя ждать!
Недолгое молчание было подтверждением его упреков. Но неприязнь вскоре прошла, как ее и не бывало.
– А, может, без него начнем? – не утерпел Егорыч.
Его реплика попала как то семя на унавоженную почву:
– Это идея!
– Здорово придумано!
– И как только сразу не догадались?
Словно подбивая итог под завершенной дискуссией, и делая это во славу, с таким трудом, достигнутого консенсуса Иван Иванович забулькал по стаканам.
Только и с полными посудинами радости не ощущалось. Чего-то явно не хватало. И это понимали все по мрачному виду друг друга.
– Без Геннадия Лямина, братцы, как-то не очень интересно! – вздохнул Сергей Васькин, выражая общую печаль. – Что ни говори, а все же душа общества.
– Оригинал, едри его в копалку, – продолжил за него Егорыч.
– Тогда позвони ему, пусть поторопится! – не утерпел Иван Иванович с досадой, что пропадает так бесславно его труд разливальщика.
Позвонили.
– Не будет его! – раздосадовано оторвал от уха телефонную трубку Сергей Васькин. – Говорит, что завязал с выпивкой…
– Вечно он так, – помрачнел Ивен Иванович. – О других не думает.
Но семя сомнения уже проросло в душах, перепаханных неожиданным решением бывшего приятеля.