Кажется, голос Алёны исчез, и я вздохнула свободнее, вдыхая аромат летних цветов. Я надеялась забыть воображаемую родственницу как психоделический сон.
***
Тем летом мне несколько раз снились ужасные, пережимающие горло сны. Я пыталась избавиться от голоса Алёны в голове, думая, что схожу с ума, но вместо этого стали приходить кошмары.
Мне виделось, что я просыпаюсь в темноте душной избы, что грязные руки вытаскивают меня из кровати и сдёргивают ночную рубашку, натягивая другую из колючей ткани, а поверх – сарафан до земли. Сколько мне лет? Пять? Десять? Двадцать? Я не могла понять.
– Ребята, бежим, она с пустыми вёдрами! – слышала я крик разбегающихся мальчиков. На моих плечах коромысло, тяжелое, как шкаф. Я опускаю вёдра в колодец и вижу в глубине неверное отражение бледной девушки с длинной косой.
– Где ж тебя черти носят? – с недовольством говорит женский голос дома. Неприятно пахнущая полная женщина месит тесто на кухне, в углу которой играет три маленьких ребёнка. – Покорми дитяток. Своих не нажила, так за моими походи.
Почему-то мне очень больно и стыдно, и я плачу, пока меняю пелёнки маленьким детям, а затем стираю их на улице. Промозглый дождь, ледяная вода в тазу, дрожащие и стёртые в кровь руки – не могу понять, это я управляю телом или кто-то другой.
А теперь ночь, и вся деревня идёт по морозу на рождественскую всенощную молитву в церковь. Та женщина с кухни опять кричит на меня и тащит за локоть. Я вижу освещённый огнями храм и непроницаемую пустоту темноты вокруг. За церковью пустое зимнее поле, чёрное, словно космос.
В церкви – прихожане со всего уезда, некуда встать. Грубая женщина протаскивает меня и несколько детей в угол, и я топчусь на чьих-то ногах. Священник читает непонятные молитвы, и все мы по команде крестимся, повторяя отдельные слова, словно заучивая стихи.
Вдруг чьи-то руки проникают под мою овчинную куртку и шарят по животу, груди, ногам. Я чувствую мужской смех позади и хватаю женщину, с которой пришла, за руку, от страха не смея высказать ни звука.
– Молчи, – зло шепчет она, – это Архип с соседнего двора. Неча из себя царевну строить, коли давно замуж пора. А то вернётся отец с городских заработков, увидит тебя без мужа, да и прибьёт со сраму!
Слёзы текут по щекам, я их чувствую, но не могу утереть, не могу пошевелить ни пальцем. И дело не в страхе, а в том, что тело – не моё.
«Беги! – громко кричу я хозяйке тела. – Врежь ему и беги! Что же ты стоишь! Здесь тёмное поле рядом, тебя никто не найдёт!»
«Без толку, – отвечает другой голос в голове, – всё без толку. Мамаша права, а Архип не самый плохой мужик на деревне, пусть и пьёт».
«Алёна! – пытаюсь докричаться я. – Это же я, Илона! Помнишь меня?»
Чувствую, как Алёна сжимается от отвращения, но не обращает внимания на мои слова. Вся церковь в дыму от свечей, под куполом – серое облако дыма, и ладаном пахнет так мощно, что в глазах Алёны темнеет.
«Да чего ты ждёшь?! – ору так сильно, как только могу. – Ждёшь, пока тебя изнасилуют прямо в церкви? Вот дверь, растолкать десяток человек и пройти пять шагов! Ты сможешь, давай!»
«Мне некуда идти… – тихо думает Алёна. – А у Архипа хата большая…»
«Тогда лучше иди в поле, разденься и замёрзни насмерть! Дура! И как ты смеешь говорить, что я живу не так!..»
Просыпаюсь посреди ночи на мокрой от пота и слёз подушке. Бегу открывать окно и полной грудью вдыхаю тёплый летний воздух, пропитанный родным запахом бензина. С удовольствием вдыхаю аромат мегаполиса, забывая про удушающий ладан деревенской церкви. Тело липкое от пота, а места, где Архип касался Алёны, чешутся, как укусы слепней.
«Дура! – ругаюсь я про себя, залезая посреди ночи под душ. – Какая же ты бесхребетная дура! И смеет указывать на то, что я тупая!»
В голове неожиданная пустота, монотонный гул, как от холодильника, и голос Алёны не появляется, не прогоняет тишину.
«Надеюсь, ты осталась в своём долбанном теле и делаешь Архипа моим прапрапрадедом!»
Я сажусь на дно ванны и хватаюсь за голову, пытаясь понять, насколько же сильно я свихнулась.
«Это просто фантазии, – говорю я себе. – Просто воображаемый друг. Я ведь даже не уверена, что моих предков звали Алёна или Архип, да? Нет никаких свидетельств… Никаких».
***
Перед выпускным классом мои родители и родители Саши скинулись на путёвку в Турцию, чтобы побаловать будущих выпускниц. Валяясь на пляже, набивая живот едой из all-inclusive и покупая безделушки на пыльном базаре, я совсем забыла про кошмары и пыталась не вспоминать об Алёне, как о ветрянке, оставшейся в далёком детстве.
– У тебя, кстати, это… как с головой-то? – спросила Саша, когда мы плавали в море с панамками на головах. – В конце учебного года ты жутковато жаловалась на друзей-глюков.
– Просто вспоминала детство, – неловко рассмеялась я. – Ты рассказывала, что твоим воображаемым другом был львёнок, а не человек?
– Ха, я рассказывала? – улыбнулась Саша и раскинулась на воде в позе морской звезды, держась у границы воды. – Да, он был как маленький Симба из мульта. Просто у меня не было домашних животных, а, видимо, очень хотелось.
Над нами пролетали чайки: так низко, что порой полностью закрывали Солнце. Моё лицо грелось под лучами, и невольно вспоминались слова Алёны: «А правда, что за небом есть космос?»
– Но он говорил? – спросила я.
– Вроде да. – засомневалась Саша. – Говорил, что львы едят только кокосовые конфеты, а у нас дома их никогда не было.
– А что ещё говорил? – я закрыла глаза, и мир стал мутно-оранжевым.
– Это было сто лет назад, – отмахнулась Саша. – Ты почему спрашиваешь?
– Просто интересно… Я в детстве представляла, что у меня есть сестра, которая приехала издалека. То ли из Австралии, то ли из Бразилии, страна всё время менялась. Представляла, что я выросту и посмотрю её родину и что вообще буду всю жизнь путешествовать.
– Нет ничего невозможного, – Саша уверенно хлопнула рукой по воде, и её морская звезда потопла. Вернув равновесие, она продолжила. – Решила куда поступать будешь?
Я выпустила весь воздух из лёгких и ушла под воду, оставляя пузыри над головой. Вынырнув, я ядовито посмотрела на Сашу и сказала:
– Не говори об этом.
– Окей, – рассмеялась та.
***
Ночью я сидела на балконе номера и смотрела, как Луна освещает остров в море. На территории отеля заканчивалась дискотека, но ещё в начале танцев Саше стало плохо, и я отвела её в номер. Наглотавшись таблеток, она уснула, а я осталась сидеть на балконе, слушая то ли крики туристов, то ли крики чаек, и пытаясь разобрать хоть одну звезду, но освещение отеля было слишком ярким.
«Что же с тобой случилось в ту ночь?» – думала я про Алёну.
«То, что никогда не должно случиться с тобой», – вдруг услышала я знакомый голос Алёны.
«Ты не убежала, так ведь?»
«Было некуда бежать… Ты, городская девочка, никогда не знавшая голода, не поймёшь этого».
«Ты могла бы убежать в город. Это было Рождество, наверняка, кто-нибудь ехал в город на праздник и подбросил бы тебя… Там ты могла бы найти работу. Хотя бы нянечкой, но ты была бы свободна…» – я смотрела на пустой остров посреди тихого моря чёрной воды.
«Легко лишь сказать, – горько усмехнулась Алёна. – Я была совсем одна, никто бы мне не помог. Добрые попутчики на Рождество встречаются лишь в сказках, а у нас в селе это был бы пьяный пахарь, который довёз бы меня до первого сугроба и оставил, поиздевавшись. И работа… Даже добравшись до города, я бы замёрзла насмерть на улице или попала бы в полицейский участок. Приняли бы за девку с жёлтым билетом, за кого же ещё… И кто бы взял на работу няню, сбежавшую от семьи?»
«Ты бы сказала, что сирота. Кто-нибудь бы да помог…»
«Да что ты заладила! Кто-нибудь да кто-нибудь! – закричала Алёна. – Никто бы не помог! Никто! Я всю жизнь была одна! Хотя и жизни у меня не было…»
Луна скрылась за облаком, отельные фонари погасли, и стали видны звёзды, тусклые, как полуживые светлячки.