Уэверли был теперь предоставлен собственным размышлениям, так как его спутник с алебардой почти не говорил по английски. Они пробирались по очень густому и,
казалось, бесконечному сосновому бору, в котором дорогу невозможно было различить из за окружавшей их непроглядной тьмы. Но горец, руководясь, видимо,
инстинктом, шагал совершенно уверенно, так что Эдуарду оставалось только поспевать за ним.
Так они шли довольно долго, не проронив ни слова Наконец Эдуард не удержался:
– Далеко еще идти?
– Пещера в трех четырех милях, но так как дуинхеуоссел чуточку устал, Доналд, верно, пришлет… то есть может… то есть должен прислать куррах.
Все это было достаточно туманно. Обещанный куррах мог оказаться и человеком, и лошадью, и телегой, и носилками. Больше из алебардщика ничего не удалось
извлечь, кроме повторных: «Да, да, куррах».
Но вскоре Эдуард начал догадываться, о чем могла идти речь. Дело в том, что, выйдя из леса, они оказались на берегу большой реки или озера, на котором, как
дал ему понять его спутник, они должны были посидеть и отдохнуть. Восходящая луна смутно освещала обширную поверхность воды, простиравшуюся перед ними, и
бесформенные и неясные очертания гор, которые, по видимому, окружали ее. После быстрой и утомительной ходьбы нежная прохлада летней ночи живительно
подействовала на Уэверли, а запах берез, обрызганных вечерней росой, показался ему чудесным благоуханием note 206.
Теперь Эдуард уже мог насладиться всей романтикой окружающей обстановки. Он сидел на берегу неизвестного озера в обществе дикого горца, язык которого был ему
совершенно непонятен, и собирался посетить вертеп известного разбойника, – возможно, второго Робина Гуда или Адама О'Гордона note 207, – и все это глубокой
полночью, с трудом преодолев множество препятствий, вдали от своего слуги и брошенный своим проводником! Что за разнообразие приключений для упражнения
романтической фантазии, еще разжигаемой торжественным ощущением неизвестности, а может быть, и опасности! Единственное, что не вязалось со всем остальным,
была причина его путешествия: бароновы дойные коровы! Об этом унизительном обстоятельстве он старался не вспоминать.
Уэверли был глубоко погружен в свои мечты, когда его спутник осторожно дотронулся до него и, указывая на противоположный берег озера, промолвил: «Вон там
пещера». В это время там показалась светлая мерцающая точка, которая, все увеличиваясь в размерах и усиливаясь в блеске, вскоре засверкала, как метеор, на
краю горизонта. В то время как Эдуард рассматривал это явление, раздался отдаленный плеск весел. Размеренный звук становился все слышнее и слышнее; с воды
оттуда же донесся громкий свист. Приятель с алебардой ответил на сигнал таким же резким и пронзительным свистом, и небольшая лодка, в которой сидело четверо
или пятеро горцев, вошла в бухточку, подле которой расположился Эдуард. Он вышел навстречу вместе со своим спутником и был немедленно подхвачен и со всяческой
предупредительностью перенесен на борт двумя дюжими горцами. Не успел он сесть, как они снова взялись за весла, я под их быстрыми взмахами лодка понеслась к
другому берегу.
Глава 17. Вертеп шотландского разбойника
Все хранили молчание: лишь рулевой нарушал тишину однообразными звуками гэльской песни, напеваемой глухим речитативом, да мерно плескали весла в такт мелодии,
которая, казалось, управляла движениями гребцов. Свет, к которому они приближались, становился все более широким, красным и неровным пятном. Теперь Эдуарду
было ясно, что это костер, он только не знал, разведен ли он на острове или на берегу.