Вомне заговориломоевоспитание: я вырос не на
сладкихбисквитах,а на черством хлебе правды. Язнал, чтоне может быть
мужемтот, кто еще не готов стать отцом; а такой юнец, как я, вролиотца
был бы просто смешон.
Погруженный в эти мысли, примерно наполпутик городу я увидел шедшую
мне навстречу девушку, и смятение мое возросло. Мне казалось,что я мог так
многосказать ей,но начатьбыло несчего;и,вспомнив,какябыл
косноязычен сегодня утром вгостиной генерального прокурора,я думал,что
сейчассовсемонемею.Ностоилоейподойтиближе,какмоистрахи
улетучились, и дажеэтимоитайныемысли меня больше ничуть несмущали.
Оказалось, чтоямогуразговариватьс нею свободно и рассудительно,как
разговаривал бы с Аланом.
-- О! -- воскликнула она. -- Вы приходили за своими шестьюпенсами! Вы
их получили?
Я ответил, что нет, нопосколькуя ее встретил,значит,прошелся не
зря.
-- Хотя я вас сегодня уже видел, -- добавил я и рассказал, когда и где.
-- А я вас не видела,-- сказала она. -- Глаза у меня не маленькие, но
я плохо вижу вдаль. Я только слышала пение.
-- Это пеламиссГрант, -- сказал я, -- старшая и самаякрасиваяиз
дочерей Престонгрэнджа.
-- Говорят, они все очень красивые.
-- То жесамое они думаюто вас, мисс Драммонд, -- ответил я.-- Они
все столпились у окна, чтобы на вас посмотреть.
-- Как жаль,что я такая близорукая, -- сказала Катриона. -- Я бы тоже
могла их увидеть.Значит, выбыли там?Наверное,славнопровеливремя:
хорошая музыка и хорошенькие барышни!
-- Нет, вы ошибаетесь, -- сказал я. --Я чувствовал себя не лучше, чем
морскаярыба на склоне холма. По правде сказать,компания грубыхмужланов
подходит мне куда больше, чем общество хорошеньких барышень.
-- Да, мне тоже так кажется, -- сказала она, и мы оба рассмеялись.
-- Страннаявещь, -- сказал я. -- Я ничуть не боюсь вас, а от барышень
Грант мне хотелось поскорее сбежать. И вашу родственницу я тоже боюсь.
-- Ну, ее-товсе мужчины боятся! -- воскликнула Катриона. --Даже мой
отец.
Упоминание об отце заставило меняумолкнуть.Идя рядом с Катрионой, я
смотрел на нее и вспоминал этого человека, все немногое, что я о нем знал, и
то многое, что я в нем угадывал; я сопоставлял однос другимипонял, что
молчать об этом нельзя, иначе я буду предателем.
-- Кстати, овашем отце, -- сказаля.--Я видел егоне далее, как
сегодня утром.
--Правда? -- воскликнула онас радостью вголосе, прозвучавшейдля
меняукором. -- Вы видели Джемса Мора? И, быть может,даже разговаривали с
ним?
-- Даже разговаривал, -- сказал я.
Итутвсе обернулось для менякак нельзя хуже. Она взглянула на меня
полными благодарности глазами.