На лице Святополка маска братской любви, но в своих деяниях (функциях) князь – лжец, обольститель и убийца. Этими способами он пытается осуществить «высокоумную» (гордую, дьявольскую) мысль – захватить власть в Киевской Руси. За злой жизнью следует и злая смерть89.
Злая смерть – «озеро огненное, горящее серою», ад, бездна, куда суждено быть низвергнутыми зверю и лжепророку и где суждено мучиться каждому, «иже не обретеся в книзе животней написан» [Откр. 20, 15] (ср.: размышления Святополка о «книге жизни»). Злую смерть, возмездие от Бога наследует «человек греха», Антихрист. Равно как и Святополк. Поставленная таким образом проблема не исчерпывается данной аллюзией, и сама аллюзия оказывается не случайной, она имеет далекие следствия – выводит проблему на решение вопроса о генезисе сюжетной структуры жития в целом.
1.1.1. Жизнеописание Спирьки Расторгуева (В. М. Шукшин «Сураз»)
Прежде чем говорить о генезисе, обратимся к произведению В. М. Шукшина.
Кто такой герой рассказа «Сураз»? Естественно, не князь, а простой деревенский парень, шофер Спирька Расторгуев. Он самоубийца. Трагическое в судьбе Спирьки – следствие его блудного, греховного происхождения.
В с. Ясное приехали учителя, Ирина Ивановна и Сергей Юрьевич Зеленецкие, и поселились у стариков Прокудиных. В сцене знакомства с ними после выпитой рюмки коньяку Спирьке захотелось “рассказать весело” о своей жизни.
«– Я – сураз, – начал он.
– Как это? – не поняла Ирина Ивановна.
– Мать меня в подоле принесла. Был в этих местах один ухарь. Кожи по краю ездил собирал, заготовитель. Ну, заодно и меня заготовил.
– Вы знаете его?
– Ни разу не видал. Как мать забрюхатела, он больше к ней глаз не казал. <…> Ну, и стал я, значит, жить-поживать…»90.
Шукшин часто называл свои рассказы по имени героя91. Здесь рассказ назван “Сураз”. Перед нами – кличка, заменитель имени. В словаре В. И. Даля «сураз» (в частности, с пометкой «сиб.») – «небрачно рожденный», а также «бедовый случай, удар, огорченье». Выражение «сураз за суразом» – «беда по беде»92. В словаре М. Фасмера зафиксировано значение «сураз» – «несчастье».
Спиридон в переводе с латинского также означает «незаконнорожденный». И подлинное имя, и кличка героя – синонимы. Автор сверхакцентировал семантику незаконного рождения героя, связав ее со смыслами «несчастья», «беды», «удара»93. (В. М. Шукшин долго подбирал название для рассказа, написанного для задуманного цикла «Непутевые люди». Одно из первоначальных названий рассказа – «Непутевый». Окончательный вариант дает реализацию мифологемы «имя есть судьба».)
Спирька не имеет корня, на который мог бы опереться, он действительно «только что родился»94. Спирька – изгой, трагический персонаж. Он лишен с точки зрения крестьянского понимания нормальной судьбы, «выключен» из структуры крестьянского мира «добрых людей». У него «все не как у добрых людей!»95. «Тридцать шесть лет – ни семьи, ни хозяйства настоящего»96. «Мать <…> стыдилась, что он никак не заведет семью <…> ждала, может, какая-нибудь самостоятельная вдова или разведенка прибьется к ихнему дому»97. (В этом желании – мысль автора о соединении одной неудавшейся, «непутней» судьбы с другой, такой же неудавшейся и «непутней», как последней возможности создать для героя семью.)
Отверженность Спирьки подчеркивает и сравнение его с «черным человеком» (в сцене последнего прихода к учителям). «Он явился, как если бы рваный черный человек из-за дерева с топором вышагнул…»98. В поэтике С. Есенина, любимого поэта В. М. Шукшина, «черный человек» – дьявольский двойник героя, появляющийся накануне самоубийства поэта. В этом же ряду стоит выражение «чухонец отпетый»99: Спирька сравнивается автором с дружком, «таким же отпетым “чухонцем”»100.
«Жизнь Спирьки скособочилась рано», – пишет автор и дает следующую характеристику герою: «Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… Мать вконец измучилась с ним»101. Спирька бросил школу, не миновать ему было и тюрьмы. «Пять лет “пыхтел”»102. Само его преступление нелепо (оно описано автором в комическом ключе). Но такое уж Спирьке, что говорится, «на роду написано».
Поведение героя определяет мотив блуда: «Знает свое – матерщинничать103 да к одиноким бабам по ночам шастать. Шастает ко всем подряд, без разбора»104.
С мотивом блудного поведения связана другая черта образа героя – красота. «Он поразительно красив; в субботу сходит в баню, пропарится, стащит с себя недельную шоферскую грязь, наденет свежую рубаху – молодой бог! Глаза ясные, умные… Женственные губы ало цветут на смуглом лице. Сросшиеся брови, как два вороньих крыла, размахнулись в капризном изгибе. Черт его знает!.. Природа, кажется, иногда шутит»105. Красота помогает Спирьке легко одерживать победы на любовном фронте. В сцене свидания с чужой женой, учительницей Ириной Ивановной, Спирька думает: «Хорошо все-таки, что он (так!) красивый106. Другого бы давно уж поперли, и все»107.
Прижитый от «проезжего молодца», герой сам повторяет судьбу своего непутевого родителя. «Спирька был вылитый отец, даже характером сшибал, хоть в глаза не видал его»108. Рождение и жизнь Спирьки – это накопление греха109. Спирька необычайно легок, ни к чему он не относится серьезно. «Ему все “до фени”»110. Его ничто не удерживает на этой земле. (Исключение – любовь к матери: «Вот кого больно оставлять в этой жизни – мать»111.) Порывиста и разрушительна (как и все «блудное» в его жизни) любовь Спирьки к учительнице Ирине Ивановне. Но автор пишет не героя-злодея и даже не «отрицательного героя», его интересует, пользуясь его же словами, «человек “в целом”»112. Спирька – незаконнорожденный, но он не «злой человек», он, наоборот, «неожиданно добрый». В этом определении – безошибочное, математически точное, гениальное чутье образа В. М. Шукшиным.
Автор дает целый ряд примеров, раскрывающих эту черту образа-характера Спирьки. «Пришел [из тюрьмы] – такой же размашисто красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый. Добротой своей он поражал <…> Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать – если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
– Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш?..»113.
Не только блудное, злое, но и ангельское начало воплощено в Спирьке. Зло – в его судьбе, добро – в его душе. Доброта как духовное качество героя проявляется, например, в его помощи двадцатитрехлетней вдове Нюре Завьяловой, оставшейся в войну «с двумя маленькими ребятишками».
В подобных поступках Спирька предстает как человек деятельного, нелицемерного христианского добра! У него самого ничего нет, а он готов пластаться весь свой выходной (!) ради одиноких стариков, односельчан. Нюре Спирька сбросил ночью в огород мешок казенного зерна – не стоит говорить о том, каким образом в военное, сталинское время мальчишка мог поплатиться за такую помощь…
Именно добротой объясняется и его жалость к женщинам с несложившейся судьбой. «Шастает» Спирька в основном к вдовам, одиноким, словно желая сколько можно скрасить не только свое, но и их существование. «Славный это народ, одинокие женщины! Почему-то у них всегда уютно, хорошо <…> Можно между делом приласкать хозяйку, погладить по руке… Все кстати, все умно. Они вздрагивают с непривычки и смотрят ласково, пытливо. Милые. Добрые. Жалко их»114. Значимо, что в такого рода общении для Спирьки важна душевная сторона. «Как назло кому: любит постарше и пострашней.
– Спирька, дурак ты, хоть рожу свою пожалей! К кому поперся – к Лизке корявой, к терке!.. Неужели не совестно?
– С лица воду не пить, – резонно отвечает Спирька. – Она – терка, а душевней всех вас»115.
Герой не может найти в себе зла даже к «лютому врагу», учителю Сергею Юрьевичу, который избил его и которого он хотел застрелить. Сцены мести, которые Спирька пытается вызвать в своем воображении, неубедительны для него самого. Он никак не может разозлиться, «завестись» по-настоящему. «Его вдруг поразило, и он даже отказался так понимать себя: не было настоящей, всепожирающей злобы на учителя <…> он понял, что не находит в себе зла к учителю. Если бы он догадался подумать и про всю свою жизнь, он тоже понял бы, что вообще никогда никому не желал зла»116. Именно доброта спасает его от рокового шага, не дает перешагнуть границу добра и зла. Дикая сцена готовящегося ночного убийства кончается тем, что Спирька «ясно вдруг понял: если он сейчас выстрелит, то выстрел этот потом ни замолить (!), ни залить вином нельзя будет»117. Он решил застрелиться сам.