Гилинский показал Гене только что распечатанную на цветном принтере фотографию Кати, снятую на улице, где она шла рядом с Ховриным.
– Это – Катя, дочка известного вам Владимира Николаевича Гарцева. Красавица, не правда ли? Можешь ее спросить об одном деле? Не сомневаюсь, что она тут же все расскажет. Переписал ли на нее отец контрольный пакет СВЗ или нет. Просто: да или нет? И далее мы уже будем решать, что делать.
Выступил Кревещук:
– Как вы себе это представляете, Александр Борисович? Она всегда ходит вдвоем с этим парнем. – Он ткнул на фотку. – Мы уже неделю смотрим за ней, она никогда не бывает одна. К ней просто так не подойти. Уже пытались. Тихо не получится.
– А кто это с ней?
– Короче, ходит с ней этот самый парнишка – бойфренд хренов, как прилипший. По виду – чистый придурок. Куда она, туда и он. Дел своих у него своих, что ли, нет? Я в его годы уже работал с утра до вечера.
Гилинский нахмурился:
– Так уберите парня. Понятно, не при ней. Заранее. С ним или без него она все равно должна будет ходить в школу. Дайте ему по башке, положите в больничку хоть на недельку. Нам этой недельки хватит за уши. Заранее подловите его где-нибудь и сломайте ему руку или ногу – вот и решение. Мне вас учить?
– Ладно, – буркнул Гена. – Его еще, блин, поймать надо.
– Уж постаратесь!
– Понял. Сделаю.
В какой-то момент в гостиную, шурша вечерним платьем, влетела Поля. В туфлях на каблуках она была выше Гилинского на полголовы. Она куда-то явно спешила.
Гилинский показал ей на часы:
– Киса! Весь центр забит. Лучше поедь на метро – двадцать минут и ты на месте.
Поля, однако, колебалась:
– Шурик, я в метро не ездила лет десять! Говорят, там страшно, могут испачкать одежду. Одной студентке порезали шубу. Говорят, защитники животных, а я думаю, что от зависти. Всем хочется иметь легкую и теплую шубу.
У самого Гилинского, хотя он разве что самое большее метров двадцать проходил от машины до дома или до офиса, была для зимы шуба чуть не до пят – сидеть в ней было действительно очень приятно: уютно и не жарко. Любил он эту свою шубу.
– Надень пальто – в метро не холодно.
– Блин, не смешно! – надулась Поля.
– Не тормози: времени впритык! – поторопил ее Гилинский, снова взглянув на часы, стоявшие на камине. – Сергей тебя добросит до метро. Иначе – не успеешь. А после спектакля он тебя заберет у театра. Как раз и доедет.
Поля ушла, весьма недовольная.
Гилинский продолжил:
– Я что думаю. Может, проще ментам позвонить? Они знают, как такие дела надо делать: остановят его, найдут наркотики и понеслась. Парня пакуют, и он на какое-то время исчезает из поля зрения. Старый проверенный способ! Чего изощряться? И главное – все почти законно! Позвони Макарову, договорись с ним, – кивнул он Кревещуку. – Думаю, он это дело организует.
– Лучше не надо Макарова. Каждая собака знает, что Макаров – продажная сволочь! В том числе и его начальство. Его могут пасти! – замахал руками Кревещук.
– Кто? – удивился Гилинский. – У него Сам в близких приятелях – вместе ездят на охоту–рыбалку, бухают, ходят в баню, блядей там тискают. От одной однажды одновременно и триппер подхватили.
– Откуда знаете? – удивился Кревещук. Это была действительная правда, но известная крайне небольшому числу людей.
– Оттуда. Сам рассказывал. Пусть поработает. Тут дело серьезное.
– Понятно.
А дело было в том, что поначалу Кревещук пошел сам и выследил Витю Ховрина недалеко от его дома – как раз у магазина «Пятерочка».
Невдалеке стоял мужик лет тридцати-сорока, с виду пьющий и бывалый. Кревещук тоже сделал пьяненький вид, стал пошатываться, растягивать слова. Подошел к мужику:
– Эй, подойди вон к тому и дай ему в рожу. Пятихатку даю на пиво.
– А то! – Мужик тут же бодро и пошел – почти побежал к Ховрину.
Впрочем, вернулся довольно скоро с разбитым носом и быстро набухающим фингалом под глазом. Еще и размазал кровь по лицу, прохрипел:
– Подставил, сука! Блядь, давай на пиво! Замажу кровью!
Кревещук отпрыгнул, замахал руками.
– Эй-ей-ей! Потише! Ладно-ладно, держи!
На том и кончилось.
Пришлось звонить Макарову.
Капитан Макаров свое дело знал и прихватил Ховрина без проблем – что тут говорить – профессионал. Тормознула обычная патрульная машина, оттуда вышли хмурые молчаливые полицейские, проверили у Ховрина документы, обхлопали, посадили в машину и привезли в отдел, но не в районный, что Ховрина сразу насторожило. Макаров ждал Ховрина у входа, завел его в свой кабинет. Сам лично общарил карманы Ховрина, рассматривая достанное и небрежно бросая на стол. Блямкнули ключи, шлепнулся паспорт, стукнул мобильник. Внезапно Макаров замер, нахмурившись, приблизил к глазам фээсбэшную визитку.
– Это еще что? – изумленно уставился он на Ховрина.
– Я имею право на телефонный звонок? – пересохшим ртом просипел тот.
Макаров усмехнулся.
– Кинов американских насмотрелся? Запомни: ты вообще не имеешь никаких прав! Потому что ты – никто! А по ебалу не хочешь вместо звонка? Вот это запросто можно организовать, и незамедлительно. Тут же.
Однако, повертев визитку и о чем-то с минуту подумав, придвинул к Ховрину стационарный телефон – какой-то совершенно древний – с засаленными и затертыми кнопками:
– Звони!
Ховрин, холодея, набрал с визитки телефон Гурьева. Тот ответил сразу после первого сигнала, будто ждал звонка с трубкой в руке:
– Слушаю. Гурьев.
– Михаил Петрович? Это Виктор Ховрин. Вы как-то мне дали свою визитку и сказали, что я могу позвонить, если возникнут проблемы с полицией.
Реакция была мгновенная:
– Я помню. Говори, что случилось.
Макаров с явным интересом следил за разговором.
– Я задержан в полиции.
– За что?
– Пока не сказали.
– Какое отделение?
– На Решетникова.
Через десять секунд паузы:
– Дай трубку дознавателю или кто там с тобой рядом.
Ховрин протянул трубку Макарову. Тот взял ее с явным отвращением, прижал к уху:
– Да.
Прослушал фразу, нехотя представился:
– Капитан Макаров.
Слушал всего с минуту, покрутил трубку в руках, с грохотом положил на место, подумал, посмотрел, наклонив голову на Ховрина, с таким видом, как смотрят на аппетитное блюдо, которое поставили на стол по ошибке, а теперь уносят.
– Забирай все и вали! Быстро!
И больше не сказал Ховрину ни слова. Даже больше на него не смотрел, а стоял к нему спиной, глядя сквозь решетку окна и пыльное стекло на улицу. Лучи солнца еле-еле пробивались сюда. И так и не повернулся больше и не сказал ни слова.
Когда Ховрин вышел, Макаров достал из кармана мобильник, собрался набрать номер, но потом снова убрал, выругался и тоже вышел из кабинета. Было о чем подумать.
«Все, засветился, и на этот раз серьезно! Подставили, суки!»
Незнакомый эфэсбэшник в этом кратком разговоре называл его по имени-отчеству, а ведь он ему не представлялся. Сходу пробил, либо знал заранее. Парень точно был подставой! Макаров подумал, что, наконец, точно взяли-таки за хобот. Вопрос: что будет дальше? Будут ломать или перевербуют, потребуют информацию, работать на них против Гилинского и его команды. Но ведь и у Гилинского есть свои люди в правительстве и на самом верху МВД. Паны дерутся, а у холопов чубы трещат. Подработку у Гилинского терять было жалко – хорошие реальные деньги, но, с другой стороны, если снесут голову, то и денег никаких не надо. Пять тысяч евро он отправлял ежемесячно дочке в Швейцарию, где та училась гостиничному бизнесу. Можно было бы и больше, но тогда получалось непедагогично, ей вообще полезно было бы подработать, как делали все студенты, так лучше узнаешь язык, заведешь новых друзей, а не болтаться по ночным клубам, где, как и в России, полно продавцов дури. Как-то раз, будучи в Швейцарии, заходил с ней и с ее подружкой из Словении в местный ночной клуб. Громкость была такая, что невозможно было разговаривать. Сели за столик. Официантка принесла меню, показывала знаками – так было щумно. Взял бутылку вина за пятьдесят франков. Дочка с подружкой растворились в безумной толпе на танцполе, куда выдувался искусственный дым. Еле досидел, пока девчонки, наконец, не устали и не изъявили желание уехать. При нем к ним никто вроде не клеился. А вот к нему самому подсел какой-то белобрысый педрила, что-то хотел, хватал за руку, трогал за колено. Бр-р-р… Чуть не дал там же ему в рыло. Сам Макаров предпочитал рестораны стильные, с хорошей кухней и негромкой музыкой. Неужели этому конец?