– Где поп? – снова заорал раскосый, и Степана, выхватив у ближнего к нему бойца винтовку, прямо в лицо прикладом – хрясь! Тот кровью залился, упал, но молчит.
Бойцы бегают по комнате, прямо на батюшку смотрят – не видят! Вот один пробежал рядом, плечом задел, оглянулся зло: кто это тут под ногами путается, вот я его сейчас!
– Где поп? – орёт главный, – быстро говорите, иначе всех расстреляем!
Степан поднялся, утёр рукавом кровь, поклонился смиренно.
– Нету здесь попов, хоть весь дом обыщите, нету! Родственники собрались, именины празднуем, – спокойно так говорит, словно не стоит в двух шагах от него священник со Святыми Дарами.
– Я видел, как вечером сюда поп прошмыгнул, – чуть не визжит раскосый, – а за ним другие, вы тут подпольную общину собрали, тайную службу правите!
– Это не поп сюда заходил, – ещё смиреннее возразил Степан, – это Григорий, свояк мой. У него пальто длинное, чёрное, вот вы и спутали. Да вот это пальто, извольте глянуть, всё табаком пропахло, а попы разве курят?
Свояк, умница, уже тут как тут: держит пальто в руках, стараясь не воротить нос от пропитанного табачным дымом сукна. Раньше оно принадлежало расстрелянному соседу-курильщику, и в нём Григорий пахнет пролетарием-богоборцем, не так привлекает внимание своим интеллигентным видом.
Главный поостыл, действительно, всё обыскали, нет попа! Подходит к столу, подозрительно нюхает бутыль, наливает себе полный стакан самогона. Выпивает, крякает, шумно отрыгивает. Хватает тёплую картошку, запихивает в рот. Грозит Степану винтовкой и…уходит вместе со всем «войском»! С минуту все молчат, потом шумно выдыхают воздух, будто всё это время не дышали. Отец Пётр, словно ничего не было, сбрасывает марлю и продолжает читать молитву ко Причастию, затем опускает Чашу. К нему подходят по очереди, он скоро причащает всех, заканчивает службу, снимает облачение.
– Быстро расходитесь, все, – говорит торопливо, – они сейчас опомнятся, вернутся.
Все начинают собираться, торопливо кланяются, подходят благословиться. Никто не говорит о произошедшем – Бог явил чудо, не дал погубить всех. Расходятся по одному, исчезают в рассветном тумане.
– Ты тоже уходи, Степан, – строго говорит священник, – тебя-то они точно не помилуют, когда вернутся!
– Куда мне идти, батюшка, – улыбается разбитыми губами Степан, – я сегодня причастился, можно и помирать спокойно. Куда мне прятаться! Надоело поди…
Они трижды, по-русски, целуются и священник исчезает. Долго ли ему ещё бродить по Руси, тайно служить в домах? Бог знает. Но верит он, что не умрёт Россия, земля славянская! Что вернётся мир на эту землю, что кончится мрачная ночь, что люди, уставшие от безумия, возвратятся к своим истокам, будут создавать семьи, растить детей, мирно работать, не будут упиваться и блудить. Чист душой отец Пётр, в людях добро только видит…
3. Славяне – вроде бы русские
Саня Петров, двадцатидвухлетний оболтус, проснулся поздно. Посмотрел на часы – одиннадцать ноль пять. Значит, универ сегодня опять пролетает. Да пёс с ним! Классно вчера погудели! Он с удовольствием вспомнил вчерашний грохот ночного клуба, блики цветных вспышек, весело орущую в микрофон диджеиху с торчащими, почти ничем не прикрытыми грудями. Весёлую пелену хмельного угара, сладко прижимающуюся к нему деваху, как её, Галя, что ли?
Да вот же она, сопит рядом! Или не она? Да какая разница, сейчас узнаем. Он толкнул девицу в плечо.
– Эй, Галка, вставай!
– Какая я тебе Галка, – сонно заворочалась та, – иди ты лесом, дай поспать!
– Хватит спать, пойди лучше сделай кофе – башка трещит!
– Какое кофе, чувак! Сейчас пиво надо!
– Во-о! Сходила бы за пивасиком, а?
– Щас, разбежалась! Сам иди!
В дверь позвонили. Сашка, как есть голый, пошёл открывать. Ввалился Вадька, притащил пиво. Кое-как одевшись, радостно гомоня, компания уселась на кухне. После первой же бутылки в голове прояснилось, Сашка даже вспомнил, что девчонку зовут Мариной, что подцепил он её вчера уже на выходе с дискотеки, когда Галка, так сладко прижимавшаяся к нему, куда-то исчезла. Вскоре пиво закончилось. Все закурили, блаженно потягиваясь.
– Ну что, братья-славяне, – нарушил молчание Вадим, – сегодня пятница, универ побоку, завтра выходные, какие предложения?
– Ты как? – спросил Санька у Марины. – Тебе на работу не надо? Или в школу?
– Мне пофиг, – лениво ответила та, выпуская изо рта ровное колечко дыма.
– Тогда вот что, – решительно сказал Вадим, – банкет продолжается! Собираем, у кого что есть и гудим дальше. А вечером опять в клуб!
Он порылся по карманам, достал несколько смятых банкнот.
– Да-а, – протянул разочарованно, – не густо…
Саня полез в карман, небрежно выложил кучу мелких купюр, гордо выпрямился:
– Я вчера никому не отказывал!
– Ну, – Вадька задумчиво почесал щёку, – придётся мобилу продавать.
Отмахнулся от вопросительного взгляда Саньки:
– Вечером новую добудем, – тихо сказал он, – что, впервой, что ли?
Они посмотрели на Марину. Та апатично потянулась к своей сумочке, вытащила две бумажки по двадцать долларов.
– Вот, заработала вчера, – она цинично усмехнулась, – это за двоих.
– За каких двоих? – недоумённо уставился на неё Вадька.
– А ты чё, тихо сам с собою вечером будешь? Мне, между прочим, не по приколу тусоваться вместе с какой-то незнакомой тёлкой, я лучше Анжелку позову, или ты клятву верности давал?
– Ловко ты придумала, – Вадька восхищённо покрутил головой, – ладно, давай свою Анжелку!
Марина стала звонить, с кем-то договариваться, хихикать в трубку. Парни пошли на рынок, нашли знакомого барыгу, продали Вадькин айфон, обменяли доллары. Попили ещё пивка, набрали водки, продуктов. Часть денег оставили на вечер.
Дома Марина ждала их не одна. Анжелка оказалась маленькой, весёлой, пухленькой хохотушкой, в контраст своей ленивой, высокой, вальяжной подруге. Она вся была утыкана пирсингом, носила длиннющие ногти фиолетового цвета.
Они ещё выпили, посидели на кухне, потом по очереди уединялись в комнате – Саша с Мариной, а Вадька с Анжелкой. Затем ещё выпили, поели и снова уединялись, только уже наоборот: Саня с Анжелкой, а Вадька с Мариной. Ну, а что, прикольно же!
Вечером ребят разморило, они бы не прочь были и дальше оставаться дома, но неугомонные подружки потащили их в тот же ночной клуб. Они снова пили, колбасились на танцполе под грохочущие ритмы, потом вышли на улицу, где Вадька глазами показал Сане на одинокую фигуру богато одетой девушки, говорившей в сторонке по дорогому телефону. Ясно, гламурная лохиня, непонятно как оказавшаяся одна в ночном клубе. Они переглянулись и сразу поняли друг друга:
– Подходим, плотно зажимаем, я даю ей по голове, ты хватаешь мобилу и ходу.
– А девки?
– Хрен с ними, мы своё от них получили, новых найдём!
Всё так и сделали. Но затуманенный алкоголем Вадькин мозг неверно дал команду, и кулак только скользнул по лицу девушки. Она пронзительно завизжала. Вадька ударил ещё раз, девушка упала, Саня завладел телефоном, но было уже поздно. На крик выскочил здоровенный парень, видно, был совсем рядом. С ходу ударил Вадьку ногой в живот и тот согнулся пополам. Санька бросился на парня, но навстречу ему выскочили ещё двое, такие же крепкие, спортивные ребята. Он бросил телефон, хотел увернуться, но получил ошеломляющий удар в лицо, а затем под дых.
Саня уже не чувствовал, как их добивали сильными, прицельными, профессиональными ударами тяжёлых ботинок с коваными носками; не видел, как через минуту парни вместе с девушкой убежали в темноту, сели в машину, уехали. Не слышал, как приехала скорая и врач равнодушно ощупал их, сказав фельдшеру:
– Грузим в машину и в больницу, пусть доктор разбирается. Хотя, оба не жильцы, один уже по-моему не дышит.
– А, туда им и дорога! Нажрутся, как свиньи, потом кидаются друг на друга. А мы из-за них, может, к настоящему больному не успели…