Человек некоторое время оглядывался, а потом исчез из моей видимости. Из кустов он не выходил, поэтому я предположил, что он просто сиганул вперёд через ограду садика к моему курьеру.
Я оказался в растерянности, не получалось наблюдать, что там происходило на месте за территорией детского садика. Для этого надо было подобраться поближе. Я колебался в сомнениях, надо ли прямо сейчас бежать на место или ещё подождать сколько-нибудь. Мои колебания продлились всего минуты полторы, после чего я осторожно двинулся к тому месту, где видел человека в серой куртке.
Картина мне представилась следующая. «Тридцать восемь рублей» валялся на земле лицом к небу, а в конце арочного проезда поспешал человек в серой куртке, держа в руках тот самый чемоданчик. Было достаточно светло, чтобы я смог разглядеть кровавый «контрольный выстрел» на лбу этого моего курьера. То была большая неприятность как для него, так и для меня в том числе. Это было слишком круто. Я то боялся, что его в крайнем случае просто скрутят или бандюки, или правоохранительные органы. Потом, конечно, – отпустят, поняв, что ошиблись. Но такой суровый вариант и сразу, – это было весьма неожиданно и печально. Стало быть, мне подписали приговор.
Я не стал перелезать через забор, а побежал вдоль него по эту сторону ограды, стараясь не выпускать из виду серую куртку, едва заметную сквозь кусты. Хоть мне и стрёмно было очень, но я хорошо понимал, что теперь должен таки за жизнь бороться. Если струшу, – то погибну. На подходе к магистральной улице человек сбавил торопливый шаг, чтобы не выставляться среди редких прохожих, бредущих по тротуару, и направился к стоящему у дороги чёрному джипу. Это был тот самый джип, который я уже неделю назад видел у дороги, когда мучился сомнениями о том, заметила ли меня камера внешнего наблюдения.
Правильно я рискнул в том, что проследил за этим человеком. Теперь я понял, что, во-первых, меня начали ловко «пасти» сразу после получения задания. Во-вторых, наверное они решили, что камера меня всё-таки заметила. Тем самым я обозначился как порочное звено в их цепи, и меня решили «зачистить». Увы, если бы не камера, у них такой и резон бы не возник, чтобы идти на убийство. В-четвёртых, – в покое меня теперь точно не оставят.
Какое счастье, что я не поленился проявить такую осторожность. Я также понимал, что теперь мне нельзя возвращаться ни домой, ни на работу. Тогда я решил, что ночевать буду прямо в «Мерседесе». На нём я предусмотрительно ездил по генеральной доверенности, выдав покупателю залог в размере полной стоимости автомобиля. Я так прикинул, что два дня, от силы – три у меня в запасе были.
ИЗГОЙ
Скоро они поймут свою ошибку и на меня расставят всевозможные сети. Конечно, в этих условиях пользоваться моими карточными деньгами в обычном порядке было бы, по крайней мере, смерти подобно.
Я купил у таджика около метро телефонную карточку, оформленную на «космонавта», и позвонил Олегу.
– Привет! – сказал я.
– А ты вообще куда пропал? – начал он с ожидаемой фразы. – Ты в курсе, что нам через неделю проекты тарифов заказчику сдавать?
Любил Олег в мастера руководства поиграть. Но я начальником для себя фактически принял к себе на работу в отдел и всегда прощал ему эту слабость. В деле он был почти ни бе ни ме ни кукареку, но имел фантастический талант в клиентов уверенность вселять. Меня почему-то клиенты пугались. Что тут поделаешь, – с бабами кувыркаться у меня был талант, а с клиентами – нет. Мы оба понимали все наши межличностные условности и, можно сказать, даже были друзьями на этой почве. Он всегда самым своим главным мозговым нейрончиком чувствовал, какие просьбы от меня являются «твёрдыми», а какие могут обсуждаться по разным причинам, которые могли бы показаться ему достаточно важными. Ценнейший был работник в этом отношении, поэтому я позволял ему иногда больше меня зарабатывать.
– Мне срочно нужны наличные деньги в большом количестве, – заявил я.
– Сколько? – напрягся он.
Я назвал сумму в долларах и частично в рублях. Он, как ожидалось, присвистнул от удивления.
– Ты что, головой ослаб?
– Не переживай, – ответил я, – я тебе свою банковскую карточку отдам, на ней эта сумма есть, «откачаешь» и конвертируешь постепенно. Я не могу, у меня времени нет.
Я знал, сколько у него сейчас есть денег, ведь он всегда держал некоторую сумму, чтобы платить «откаты» госзаказчикам. Это была солидная сумма крупными купюрами, которая регулярно пополнялась им через фирмы «однодневки».
– Тебе зачем столько сразу? – всё-таки поинтересовался он.
– Гулять круто уезжаю с одной известной фотомоделью, – ответил я заранее придуманное.
– Ну, ты ходок, – заржал он, – а как же тарифы?
– Тарифы уже «висят» на твоём почтовом ящике, – если удосужишься туда посмотреть. Так что оформляйте всё, как надо, а меня не будет минимум недели две.
– Хм, – заворочал он мозгами, – хорошо, приходи завтра…
– Я сейчас приеду через полчаса, – заявил я.
– Не-не, – заволновался он, – только не сейчас… У меня тут – семейные обстоятельства.
– Жди, еду, – отрезал я и вырубил телефон.
О семейных обстоятельствах Олега я получил представление, когда увидел покрасневший след от крутой оплеухи на его левой щеке сразу после того, как он открыл мне дверь собственной квартиры. Глаза у него были слегка влажные, а физиономия выражала крайнее неудобство. Но мне жалеть его было просто некогда. У него – оплеуха, а у меня – жизнь в опасности. Деваться некуда.
– Ты, правда, не вовремя ко мне… – замялся он, – у меня с Сонькой тут проблемы.
Я не раздеваясь пропёрся в комнаты и сел в кресло.
– Деньги давай, вот тебе карточка…
Он вздохнул.
– Какая странная карточка, – заметил он, – она нормальная?
– Всё в порядке, – уверил я, – сейчас и такие делают. Там большая сумма, она вся твоя. Понял?
Он подтвердил и поинтересовался, когда мне её вернуть. Я велел карточку потом уничтожить. В этот момент из кухни показалась Сонька собственной персоной с раскрасневшейся физиономией и тоже масляными глазами. Сонька была хороша фигурой и моложе Олега лет на десять.
– Привет, – сказал я, – что тут у вас?..
– Соня, я прошу тебя… – забеспокоился Олег.
– Не черта меня просить! – видимо, продолжила истерить Сонька. – Всем расскажу, какой ты подлец!
Олег развёл руками, обращаясь в мою сторону (в смысле: вот ведь, я говорил) и удалился за деньгами.
– А-а-а-а, – вяло догадался я, – можешь не рассказывать, – небось, Олег какую-нибудь постороннюю девку трахнул. Мне бы ваши проблемы.
Сонька вытаращила глаза от удивления.
– Как ты так сразу догадался? Это для тебя не проблема?
Я пожал плечами.
– У нас двое детей, мы живём уже двенадцать лет вместе, – запричитала Сонька, – а теперь я выясняю, что этот кобель к девкам каждую неделю бегает, а на меня, значит, внимания вовсе не обращает.
Вернулся Олег, протянул мне портфель, набитый купюрами.
– Можешь не пересчитывать.
Я засобирался.
– Нет, погоди, – вдруг заупрямилась Сонька, – посиди немного с нами, расскажи, как это у тебя так получается, чтобы такое ерундой казалось? Может, я что-то не понимаю в жизни? Просвети, ты ж у нас главный кобель и общепризнанный философ.
– Посиди с нами, – взмолился Олег, измученный смутой. В его глазах я обнаружил такую щенячью жалость; им обоим нужен был кто-то посторонний, чтобы личную свару притормозить.
– Хорошо. Дайте попить что-нибудь.
Мне принесли чашку кофе.
– Вы, как я полагаю, желаете всё-таки сохранить семейные отношения?
– Я – да! – с готовностью заявил Олег, а Сонька закусила губу и отвела взгляд.
– Вот, – продолжил я, – только яркий секс вам, значит, не удаётся. Так он почти никому в семье не удаётся. Вы себе представьте, что самец, проживающий рядом с самкой, всегда имеет доступ к ней. Если бы это всякий раз приносило запредельное удовольствие, то семья бы только этим бы и занималась, пренебрегая малоприятным долгом добывания хлеба насущного для себя и детей, ими наделанных. А жизнь у нас всего одна. Почему же не пользоваться невинными радостями?