Банка лопнула с металлическим звуком, газировка залила все вокруг. Я не могла сдержаться — улыбнулась.
Потом я свой метод спасения рассудка рассказала Эви и Тиму, но вряд ли этот метод понадобился бы китайской маме — при таком жизнерадостном и общительном мальчике. Наконец она устала и приземлила своего космонавта в прогулочную коляску с заблокированными, кажется, колесами. Когда мальчик вдруг лишился радостного движения и оказался в коляске, да еще и стоящей на тормозах, я ожидала бури протеста — но он лишь весело осклабился, сверкнув в свете уходящего дня четырьмя жемчужными зубами. Я перехватила взгляд его матери, когда она дала ему горсточку мелко нарезанных кусков сосиски и детскую чашку молока с крышкой и трубочкой.
— Потрясающий ребенок! — сказала я, улыбаясь.
Она улыбнулась в ответ:
— Спасибо.
М-да, судя по акценту, она английских слов не чертову уйму знает. Но все же я должна была спросить:
— Он всегда так радуется?
Она гордо кивнула:
— Плакать только устал или голодно.
— Ух ты, здорово. А вы из труппы акробатов?
— Да. Мой муж и я выступать оба. Но я быть раненая, — она показала на лодыжку, перетянутую по классике «сильное растяжение», — и эту неделю сидеть.
Коул вдруг метнулся вперед, напугав нас обоих.
— С ребенком что-то случилось, — объяснил он, присаживаясь перед коляской, лицом к лицу с мальчиком. Ему не хватает воздуха.
Мы с Китайской Мамой переглянулись в ужасе, одновременно заметив, как синеют у младенца губы.
Коул попытался прокашляться.
— Воздух не выходит.
Он вытащил мальчика из коляски, положил на спину, а потом мягко, но решительно выполнил прием Геймлиха, выталкивая воздух из легких в горло всего лишь двумя пальцами каждой руки. После четырех бесплодных попыток это наконец удалось: ребенок выхаркнул кусок сосиски, да такой здоровенный, что слон бы задохнулся.
Мальчик сделал глубокий вдох, пораженно посмотрел на мать — и разревелся. Это на нее подействовало, и она тоже заплакала, протягивая руки к Коулу, так что он смог ей передать ребенка. Счастливая семья заревела дуэтом, и мать стала укачивать деточку, чтобы успокоить.
— Нам уйти, что ли? — наконец спросил Коул.
— Я не очень твердо знаю этикет приема Геймлиха, — ответила я. — Но вроде бы уже поздновато. — Я потрепала по руке китайскую маму: — Мы так рады, что все обошлось. Вам уже тоже лучше? — Она кивнула. — Вот и хорошо. А нам пора.
— Нет-нет, я должна вас благодарить! И мой муж! Он тоже должен!
Она непритворно ужаснулась при мысли, что мы уйдем, но Коул ее тут же успокоил:
— Мы же не насовсем уйдем, мы тут тоже выступаем. Знаете что? Приходите к нашей палатке завтра. Мы вам дадим контрамарку, и тогда и познакомимся с вашим мужем.
— Ой, это будет отлично! А потом вы приходил к нам и тоже на нас посмотрел.
— Разумеется, — согласился Коул, и я не успела толкнуть его под ребра, напоминая, что мы приехали, чтобы убить вампира, а не заводить дружбу с его работниками.
Все заулыбались, закивали друг другу, мы с Коулом попрощались с летучим младенцем, уже осушившим слезы и предающимся более интересным занятиям — например, тасканию за сережки родной матери, пока она еще тридцать раз говорила нам «спасибо».
Когда мы пошли дальше, я сказала:
— Bay! За такие вещи на небесах золотые звездочки дают.
Коул пожал плечами:
— У меня была одна медсестричка. И одна фельдшерица со «скорой». — Я глянула на него, он подмигнул: — Я тоже проходил через эту стадию — «женщины в форме».