Мишин бросил вещи на землю, и Иванов начал копошиться в них. Увидев попутно Нартова, Глеб махнул ему рукой, приглашая подойти. Олег подошел. В этот момент Глеб рассматривал американский штык-нож М-9. Мишин покачал головой:
– Товарищ капитан, я хотел этот нож своему сержанту подарить. Он заработал.
– Ладно, – Глеб бросил нож в кучу, и вытащил оттуда разгрузочный жилет китайского производства. В отличие от подавляющего большинства китайских вещей славящихся низким качеством, этот жилет был сработан на совесть. Из кармана торчало горлышко бутылки. – А это?
– Это просил радист, – отозвался Володя.
– Обойдется радист, – Иванов свернул жилет, и вдруг сунул его в руки Олега: – На, носи на здоровье…
Олег машинально взял жилет, и спросил капитана:
– Может радисту отдать? Ведь ему нужнее…
Володя при этих словах жалостливо посмотрел на своего ротного, но капитан был неумолим:
– Обойдется! Как, кстати, он смог так быстро посадить аккумуляторы на радиостанции?
– Не знаю, – буркнул Мишин, понимая, что пререкаться сейчас было себе дороже. Капитан вспомнил про батареи только для того, чтобы поставить ретивого группника[1] на свое место.
– Остальное забирай, – махнул Глеб рукой и Мишин, пока командир не передумал, сгреб вещи в кучу и убежал к своим бойцам.
Иванов посмотрел на Олега:
– Ну и чего ты скис? Опять срочников жалко? Запомни: солдат жалеть нельзя. Их беречь надо. Это еще Суворов сказал…
– А сейчас от чего вы их уберегли?
– От зазнайства. Раз побывали в бою, а уже им трофеи подавай! Рано! Пусть вкусят войну чуть больше. Пусть осознают что это…
– А мне тогда разгрузка за что?
– Привыкай к ней. Удобная.
– Ну, мне же в бой не ходить!
– Это как сказать… – Глеб хлопнул Олега по спине, и в этот момент Олег прочитал в его глазах опять ту необъяснимую грусть. Снова ему показалось, что капитан жалеет своего собеседника.
В блиндаже Олег развернул разгрузку. Жилет был сделан таким образом, что его по необходимости можно было подогнать под любую фигуру. Для этого стоило только подтянуть или удлинить регулировочные ремешки. Спереди и сзади было нашито множество карманов: четыре двойных под магазины, четыре под гранаты, один под радиостанцию, один под нож, один под фляжку, и еще один под перевязочный пакет. Олег вытащил из кармана бутылку и понюхал содержимое. Это оказалось обыкновенной водой. В одном из карманов Олег нашел недописанное письмо, в котором Азиз жаловался, что здесь, в Чечне, все совсем не так, как описывали вербовщики. Судя по письму, Азиз хотел дезертировать домой, но не знал куда идти, чтобы не нарваться на гяуров или карательные группы Хаттаба.
– Нарвался на гяуров… – тихо сказал Олег.
Олег отнес письмо командиру, вкратце рассказал суть письма, и снова вернулся в блиндаж. Сев на нары и расшнуровав ботинки, он снова вспомнил увиденное в машине. Ему снова стало не по себе. Сейчас Олег начал вспоминать детали, на которые тогда не обратил внимание. Это и кровь на полу машины, со следами ботинок разведчиков, и маленькие дырочки на бушлатах боевиков, и абсолютное отсутствие отвращения у копошившихся чуть ли не во внутренностях у боевиков Мишина и Шумова. Олега передернуло.
Снаружи загремели котелки. Начался обед. В блиндаж заскочил Лунин:
– Обедать пойдешь?
– Не знаю… – отозвался Олег.
– Пошли, – потянул его Лунин. – Там на месте разберешься…
Олег сел на нарах, и спросил Диму:
– А что ты чувствовал, когда впервые увидел развороченный труп?
Лунин пожал плечами:
– Что я мог чувствовать? Он хотел меня убить, но получилось так, что завалил его я. В Афгане это еще было. Очередью из автомата башку ему снес в упор. А ты что, видел «чехов», которых Мишин привез?
– Видел. Меня от них стошнило.
– А, ерунда! Нормально это. Пройдет со временем…
Лунин увидел жилет, и восхищенно стал его рассматривать:
– Где взял?
– Иванов подарил. С трупа сняли.
– О, голубчик, значит, с нами в горы скоро пойдешь…
– Я? В горы? Да я и стрелять толком не умею! Три раза в жизни автомат в руках держал. Да и дыхалки моей не хватит, с вами по горам бегать. Меня же никто не готовил как бойца!
– Займись собой сам. Спасение утопающего – дело рук самого утопающего. Стрелять научишься, к горам привыкнешь. Чего ты распереживался? Идти боишься? Все ходят, а ты что – особенный?
– Я же простой переводчик при штабе. Зачем мне ходить на задание?
– Значит так надо.
– Кому надо?
Дима усмехнулся:
– Родине надо. Пошли обедать.
Поваренок с разбитым носом и синяком под глазом, налил Олегу черпак супа и кружку чаю.
– Спасибо, – сказал Олег.
Солдат не ответил.
В палатке ПХД уже сидело десятка два офицеров и пришлось потеснить некоторых, что бы присесть за стол. После обеда Лунин повел Олега за палатки к позициям артиллерии, там, где был устроен тир. В этот момент там стреляли разведчики недавно прибывшей первой роты. Подошел Иванов.
– Чем могу?
– Ему надо пострелять, – сказал за Олега Лунин.
– Легко, – согласился капитан и спустя мгновение вручил Нартову автомат с примкнутым магазином. – Держи.
Олег взял автомат. Судя по весу, магазин был полный. Пока бойцы устанавливали новые мишени, Олег несколько раз примерился к автомату в сторону сопок.
Подошел Лунин:
– Готов?
– Да вроде…
Нартов стрелял часа два. Это занятие его увлекло, и он попробовал пострелять из всего, в том числе и из новейшей снайперской крупнокалиберной винтовки, которую недавно прислали в отряд и которую в бою еще пока не использовали. «Взломщик» так толкнул в плечо, что Олег даже сдвинулся назад. Он вскочил, и ухватился за отбитый сустав.
– Надо было лучше прижимать! – засмеялся Лунин.
Вечером бойцы Лунина натаскали в блиндаж дров и растопили печку так, что она раскалилась докрасна. Дровами служили ящики от снарядов, израсходованных «Нонами» сто четвертого полка. Артиллеристы делиться ящиками не особенно хотели, но разведчикам удалось их переубедить.
Нартов разделся и смотрел в крохотное зеркало на синяки на своих плечах, набитые прикладами автомата, пулемета и винтовками.
Дима критично осмотрел Олега, и спросил:
– Ты что такой худой и бледный?
– Таким уродился… – пожал плечами Олег. Себя Олег никогда не считал худым и бледным, но на фоне физически очень хорошо развитых офицеров спецназа он смотрелся все же не ахти.
– Надо тобой заняться. Хоть и поздно уже.
Они подогрели на печке банку тушенки и съели с хлебом, запивая чаем. Ближе к десяти часам в блиндаж спустились остальные жители: Володя Мишин, Глеб Иванов, лейтенант Витя Данилов и три сержанта-контрактника из роты Иванова. В блиндаже стало тесно. Везде сушились развешанные портянки, носки, перчатки, штаны и куртки. Запахло человеческим потом и еще чем-то кислым.
Олега толкнул Мишин:
– Ну что, не трясет тебя больше?
– Из-за трупов? Пока нет.
– А чего же тебя так тошнило? – Олег уловил в голосе Володи нотки издевательства.
– Перепил вчера, вот и полезло…
– А штаны ты не намочил, а? – Мишин захохотал. Его поддержал Данилов.
– Прекрати! – повернулся к смеющимся Иванов. – Себя вспомни…
– Меня хоть не тошнило так… – оправдываясь, ответил Володя.
– Зато и слова сказать не мог. Мычал всё… а Олег говорил, и не терялся. – Иванов усмехнулся.
Олег молча слушал, как препираются ротный и командир группы.
– Да, но я сам тогда «духа» завалил, а он только смотрел на трупы.
– Ага, только не забывай, что тебя четыре года специально этому учили, а он в спецназе человек случайный. Его удел работать головой, а не руками.
– Все равно.
– Хорош базарить! – наконец не выдержал Глеб. – Заткнись.
Мишин замолчал, но зло посмотрел на Олега. Нартову этот взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Вот напьюсь и набью тебе рожу, – сказал вдруг Володя.
– За что? – спросил Олег.
– За то, что мне твоя рожа не нравится!
– Остынь! – повернулся капитан к Мишину. – Или я тебя сам остужу!
Олег подумал, что если сейчас не ответить достойно Мишину, то потом все так и будут относиться к нему с издевкой.