Он, хоть и в целом, был согласен с этими постулатами, спорил исключительно из чувства профессионального братства с подчиненными и, естественно, отсутствия такового с техническим директором.
– Я предлагаю нам с вами завтра съездить на какой-нибудь наш объект, – сказал он в последний раз, – как раз идут дожди и строительная техника все разворотила. Грязи по колено. Съездим на оперативное совещание, а потом посмотрим, в каком состоянии будет ваш костюм.
И добавил, на случай дальнейших возражений:
– Надзор приезжает со строек. Специальных раздевалок там нет, душей тоже. Где им переодеваться? В машине, что ли, на парковке?
– Мы подумаем над этим вопросом, но и вы тоже подумайте, – директор несколько побаивался его авторитета но отступать не позволяло положение – сложные человеческие социальные игры. Само собой, никаких дальнейших действий или санкций за этим разговором не следовало, и никто ни о чем не думал.
– Сильно испачкали? – спросил он в тот день у уборщицы, но та даже не повернулась в его сторону, и неловкое желание извиниться повисло в воздухе.
А ей нравится работа?
Чтобы не мешать, он встал у окна, где уже было чисто, и оглядел серое апрельское небо и парковку под ним, ограниченную аккуратными пирамидальными тополями, за которыми начиналась дорога в город. А потом, когда уборщица ушла, все-таки достал телефон и написал:
«Знаешь, мне кажется, будто я и сам немного зомби. Сложно сказать, какие у меня глаза, но такое ощущение, будто я уже давно ничего, кроме того что привык, не делал».
И свет внутри него чуть всколыхнулся. Представляешь, Жонглер? Год работы ради этого момента!
6
Десять месяцев назад ему исполнилось тридцать три года, которые он отметил, как и многое в своей жизни, с равнодушным спокойствием, наперед зная, что будет происходить в этот день:
Позвонила мама и поздравила от себя и от отца, пожелала счастья, любви и здоровья.
– Главное, конечно, любви, – сказала она от всей души, в лучших же чувствах надавив на больную мозоль.
На работе, куда он, естественно, принес тортик, коньяк и чай, пришли поздравлять люди из разных отделов и конечно же сказали, что им очень повезло вместе работать. Появился директор, произнеся дежурную речь о ценности таких сотрудников.
Пить на работе запрещалось все той же глянцевой корпоративной брошюркой, но это правило соблюдалось примерно также, как и запрет ходить в рабочей обуви с налипшими на ней пластами грязи. Сильно все равно никто не напивался – одна бутылка коньяка на десяток человек.
Потом он ехал домой, примерно на час раньше официального конца дня – подарок от компании. Пока был женат – дома ждала супруга с каким-нибудь заранее оговоренным подарком. Он вообще, надо сказать, не очень любил подарки, так как почти все что хотел и было доступно – уже имел, а недоступное все равно не дарили. Они ужинали едой, привезенной из ресторана под негромкую музыку, потом занимались скучноватым сексом и засыпали. Вот и весь день рождения.
После развода, день рождения стал еще больше походить на обычный: не зная, чем себя развлечь, он просто возвращался домой раньше на час, включал музыку, наливал себе на три пальца коньяка (а в обычные дни – на два), насыпал льда побольше и цедил, глядя в окно на потемневший, с одной стороны, город, но сияющий, с другой стороны, многоцветными огнями: внизу фонари, реклама и автомобили; на его уровне горящие окна других квартир; сверху красные предупредительные огни, ориентир для заблудившихся вертолетов. Все вместе, если не приглядываться, сливалось в особую городскую палитру, огни жизни, ощущение, будто весь город пульсирует и дышит. Он и не приглядывался, медленно растворяясь в окружающем мире, пока коньяк растворялся в нем. А растворившись окончательно – засыпал.
Примерно то же самое происходило и в другие дни.
Но это не значит, что он не пытался себя развлечь: в тот день рождения, о котором я рассказываю, он решил обеспечить себя подарком и снять проститутку.
А что, – думал, шагая от станции метро и глядя на идущую перед ним блондинку в не по сезону коротких шортах, – я ни разу не заказывал проституток, а последний секс у меня был шесть месяцев назад.
В тот раз ему повезло с девушкой из компании-подрядчика, работавшей в кадрах, куда он зашел поставить печать на документы. Девушка сама сделала осторожный первый шаг:
– Вы тут останетесь работать вечером? А супруга вас не потеряет? – и услышав о том, что он не женат, добавила, – странно, такой мужчина и не женат.
Он не был «таким» мужчиной – спортивного вида, с правильным лицом или очень уж толстым кошельком. Он был обычным, со значительным профессиональным авторитетом, не бедным, но и не сказать, чтобы этот достаток бросался в глаза. И он знал об этом. Но и девушка тоже была самой обычной – не страшная, но и не сказать, чтобы очень симпатичная или стильная. Стильные не работают на стройках. Просто человек, как и он сам, на котором понемногу проступают следы времени, напоминая, что все проходит, и жизнь становится все менее осмысленной, лишние свидетельства тому, что отмечать дни рождения – затея странная. Но тогда, поздним вечером, они оказались в небольшом баре, а ночью – у него дома. Девушка выпила явно больше чем планировала и большую часть времени после рассказывала о том, что ей изменяет муж, будто заранее извиняясь за то, что хочет ему отомстить.
– Ого, какая у тебя квартира, – сказала она, когда оказалась внутри, – а где здесь туалет? – пока девушка приводила себя в порядок, он успел убрать со стола фотографию жены, которую не трогал все это время.
Потом они выпили коньяку, коего в его запасах в последние годы хватало, и девушка предсказуемо стала приставать. Но так как к тому моменту она уже была чересчур пьяной, ощущения от этих приставаний у него остались скорее неприятными. Несколько раз он пытался уложить ее спать, но девушка всякий раз просыпалась и шла в атаку. Такой секс и врагу не пожелаешь, – думал он в процессе, но отступать было несколько не мужественно, и когда она, наконец, уснула, долго еще лежал с ощущением, будто его изнасиловали.
Наутро она извинилась за свое поведение и через двадцать минут, отказавшись от предложенного кофе, исчезла. С тех пор, изредка встречаясь в коридорах, они здоровались и делали вид, что очень заняты для того, чтобы перекинуться парой слов. А потом фирма-подрядчик закончила договорные отношения с его компанией и неловкие встречи прекратились.
Проститутки лучше, – думал он, открывая двери в фойе своего дома, – если говорить о дорогих. Не буду заказывать дешевых, с оплывшей фигурой, воняющих дешевым, ядовитым куревом, одетыми в розовые стринги на пару размеров меньше, – таких он видел пару раз на улицах, и они будто воплощали все то, что он не любил в плотских отношениях – вульгарность, пошлость и грязь в самом плохом смысле слова, – нет, – убеждал себя, – закажу кого-нибудь получше. Пусть это будет дорого, зато проведу время с удовольствием.
Он зашел домой, разогрел вчерашний ужин из китайского ресторанчика и съел его, налил коньяка в стакан на три пальца, насыпал туда льда и открыл ноутбук.
Но начал не с проституток, а с друзей – прочитал пару поздравлений от тех, с кем вместе они давным давно проводили время в поисках всяких странностей. Быстрый просмотр их страниц показал, что все по-прежнему были женаты, все медленно набирали вес, все при детях. С фотографий смотрели постаревшие, но довольные жизнью, улыбчивые лица с веселыми потомками на плечах и с такими же улыбчивыми, постаревшими женами рядом.
Он ответил всем стандартное «спасибо», испытывая некоторую неловкость, что сейчас будет заниматься тем, что никак не совпадает с порядочной семейной жизнью и что эти люди наверняка бы осудили.