Когда несчастные увидели
своего мужа и отца истекающим кровью под ножом палача, обе потеряли сознание. Но
Кюрваль все предвидел; обморок стал их агонией: обе были отравлены и никогда больше
не открыли глаз.
Несмотря на предпринятые меры предосторожности, чтобы навсегда скрыть эту
историю, кое-что все же просочилось наружу. О смерти женщин не узнал никто, но в деле
мужа заподозрили служебную недобросовестность. Мотив преступления был наполовину
известен, и результатом стала отставка Председателя.
С этого момента Кюрваль, которому не надо было больше соблюдать внешние
приличия, пустился очертя голову во все пороки и преступления. Свои будущие жертвы
он искал повсюду, убивая их в соответствии с извращенностью жестоких вкусов. Так, для
удовлетворения своих желаний он использовал класс неимущих. Днем и ночью он
отыскивал бедных женщин, ютящихся по чердакам и сараям, под предлогом помощи,
заманивал их к себе, насиловал и отравлял собственноручно; это было его любимым
развлечением. Мужчины, женщины, дети -- ему было безразлично, кто это был, -- лишь
бы испытать сладострастие. За эти преступления он мог тысячи раз оказаться на эшафоте,
если бы не его кредиты и золото, которое тысячи раз его спасало. Можно не сомневаться в
том, что он, как его приятели, был далек от религии; более того, он ее страстно ненавидел,
и в этом у него были особенные заслуги, поскольку в свое время им было написано
несколько антирелигиозных произведений; они даже имели успех, о котором он без конца
вспоминал, и который был еще одним излюбленным источником его наслаждения.
Итак, мы увеличили число любителей сладострастия еще на одного. А теперь
прибавьте туда Дюрсе.
ДЮРСЕ было пятьдесят три года, он был мал ростом, толст и коренаст, лицо имел
миловидное и свежее, кожу очень белую; все тело, особенно бедра и ягодицы, у него было
как у женщины; задница свежая, крепкая и пухленькая, но с ярко выраженной привычкой
к содомии; его инструмент любви был удивительно маленьким, с трудом достигал двух
дюймов в толщину и четырех в длину; извержения семени были у него редки, мучительны
и малообильны, им предшествовали спазмы, которые приводили его в бешенство и
толкали на преступления; грудь у него тоже походила да женскую, голос был нежный и
приятный. В обществе он слыл порядочным человеком, хотя душа его была не менее
черна, чем у его приятелей. Дюрсе был школьным товарищем Герцога, в юности они
ежедневно вместе забавлялись, и одним из любимых занятий Дюрсе было щекотать свой
задний проход огромным членом Герцога.
* * *
Таковы, читатель мой, все четыре развратника, вместе с которыми ты, с моей
помощью, проведешь несколько месяцев. Я тебе их описал как мог, чтобы ты их немного
узнал и тебя не удивило то, о чем ты дальше прочитаешь. Естественно, я опустил
некоторые детали, так как, обнародовав их, нанес бы ущерб основному сюжету
повествования. Но по мере того, как мой рассказ будет разворачиваться, ты будешь
следить за ними со вниманием, разберешься в больших и малых грехах, узнаешь о
могучем тяготении ваших героев к пороку. Что можно сказать о них вместе и о каждом в
отдельности, так это то, что все четверо были удивительно восприимчивы к содомии и,
регулярно ею занимаясь, получали от этого наивысшее удовольствие. Герцог, тем не
менее, в силу своего могучего сложения, скорее из жестокости, чем из пристрастия,
развлекался с женщинами и иным способом. Председатель иногда тоже, но редко; что же
касается Епископа, то он этот способ просто ненавидел и, вообще, женщины как таковые
его совершенно не интересовали. Лишь один раз в жизни он имел сношения со своей
двоюродной сестрой, да и то ради рождения ребенка, который позже доставил ему
удовольствие в кровосмесительной связи, -- и в этом, как мы уже видели, он преуспел.