Джеймса Эйкена трудно было назвать привлекательным человеком, хотя в нем чувствовалась некая не поддающаяся определению способность, заменявшая колорит характерность. Уголки его рта были язвительно опущены; тощий и угловатый, он прихрамывал при ходьбе. Он много курил и нередко злоупотреблял выпивкой; у него было мало друзей, и он не слишком увлекался женщинами. Изобретательный и проницательный, он умел работать быстро и аккуратно – дела у «Лаборатории специальных эффектов Эйкена» шли неплохо. Служащие не испытывали к нему особой преданности. Они считали его циничным и замкнутым. Но циник – всего лишь разочарованный идеалист, а Эйкен был, пожалуй, одним из самых чувствительных и мечтательных идеалистов в Лос-Анджелесе.
Василиса, очарованная принцесса!
Мысли Эйкена навязчиво возвращались к Кэрол Бэннистер. Она не играла Василису в фильме, она была Василисой! От жгучего желания встретиться с ней в волшебной стране у него перехватывало дыхание – он чувствовал, он знал, что в жизни ничего не было важнее.
На следующее утро, без четверти десять, он уже ехал на север по бульвару Арройо Секо, чтобы подняться по дороге в Ломиту к детской клинике Кребиуса.
В приемной он представился и сказал, что хотел бы поговорить с доктором Кребиусом; уже через десять минут его провели в аскетический кабинет врача.
Кребиус встал из-за стола и чопорно поклонился: «Да, господин Эйкен?» Он больше не походил на вчерашнего грубовато-добродушного доктора Кребиуса – теперь он казался упрямым и подозрительным.
«Не могу ли я присесть?» – спросил Эйкен.
«Разумеется, – напряженно выпрямившись, Кребиус опустился в кресло. – Что я мог бы для вас сделать?»
«Я хотел бы поговорить с вами о Кэрол Бэннистер».
Кребиус вопросительно поднял брови, словно выбор такой темы для разговора оказался для него полной неожиданностью: «Что именно вас интересует?»
«Она когда-нибудь занималась исполнением ролей? В кино?»
«Кэрол? – с недоумением переспросил Кребиус. – Нет. Никогда. Я ее знаю уже много лет. Моя сестра замужем за двоюродным братом ее отца. Кэрол никогда не снималась в кино. Возможно, вы что-то перепутали. В кино снималась ее мать, Мария Леоне».
«Кэрол – дочь Марии Леоне?»
Кребиус позволил себе холодно усмехнуться: «Совершенно верно».
«Это заставляет меня еще больше сожалеть о судьбе Кэрол». Мария Леоне, давно потерявшая популярность субретка, была хорошо известна на бульваре Сансет как неисправимая, неизлечимая алкоголичка. Эйкен тут же вспомнил обрывок давней сплетни.
«Один из ее мужей покончил с собой».
«Отец Кэрол. Четыре года тому назад. Вечером того же дня Кэрол перестала видеть. С тех пор вся ее жизнь буквально омрачена этой трагедией».
Кребиус уселся поглубже в кресле, его голубые глаза неприязненно смотрели из-под опущенных пушисто-белых бровей.
Эйкен произнес примирительным тоном: «Вы считаете, что здесь есть какая-то связь? Между ее слепотой и самоубийством ее отца? Она испытала шок? Я где-то читал о таких вещах».
Кребиус развел руками, всем своим видом показывая, что вопрос выходил за рамки его компетенции: «Кто знает? Они жили высоко в горах, на даче, принадлежавшей тогда Марии Леоне. Кэрол было четырнадцать лет. Ночью случилась сильная гроза, а это нередко вызывает агрессивные, мрачные эмоции. Супруги поссорились. Ховард Бэннистер застрелился, и в то же время молния ударила в окно соседней спальни Кэрол. С тех пор она ничего не видит».
«Я вспомнил термин – истерическая слепота. Может быть, в этом и заключается ее проблема?»
Кребиус снова развел руками. Эйкен почувствовал, что поведение врача стало менее подозрительным, не таким враждебным.
«Возможно. Но я так не думаю. Оптический нерв больше не функционирует нормально, хотя во многих отношениях реагирует, как совершенно здоровая ткань. Кэрол стала жертвой единственного в своем роде нарушения. В чем его причина – кто знает? Ослепительная вспышка? Удар электрическим током? Приступ ужаса? В отсутствие прецедента приходится воздержаться от окончательных выводов. Я пытаюсь стимулировать нерв, разработал для этого специальное оборудование. Для меня Кэрол – как собственная дочь!» Кребиус наклонился вперед и подчеркнул свои слова ударом кулака по столу.
«Какова вероятность того, что она снова будет видеть?»
Кребиус снова откинулся на спинку кресла и отвел глаза в сторону: «Не знаю. Думаю, что она снова прозреет – когда-нибудь».
«Ваше лечение продвигается успешно?»
«Мне хочется в это верить».
«Еще один вопрос, доктор. Каким образом во всей этой истории замешан Виктор Мартинон?»
Кребиус слегка смутился: «Он – приятель ее матери. По сути дела… – Кребиус помолчал. – По сути дела, говорят, что в свое время…»
Эйкен кивнул: «Понятно. Но почему…»
Кребиус прервал его: «Виктор мне помогает. Его интересует методика лечения».
«Виктора Мартинона? – Эйкен рассмеялся настолько недоверчиво и язвительно, что Кребиус покраснел. – Легче представить себе Мартинона, марширующего в составе духового оркестра Армии Спасения!»
«Тем не менее, – возразил Кребиус, – он мне помогает».
«Лечить Кэрол?»
«Да, лечить Кэрол». Кребиус снова стал упрямым и враждебным. Глаза его вспыхнули, белые брови ощетинились, подбородок выпятился. Он спросил ледяным тоном: «Могу ли я поинтересоваться, почему вас так интересует Кэрол Бэннистер».
Эйкен ждал этого вопроса, но на него трудно было ответить. Он смущенно взглянул в сторону: «Я не хотел бы обсуждать эту тему… Считайте, что мой интерес носит романтический характер».
Подвижные брови Кребиуса снова удивленно взметнулись: «Романтический? Вы влюбились в маленькую Кэрол? Но она же еще ребенок!»
«Возможно, вы не знаете ее так хорошо, как вам кажется».
«Все может быть, – задумчиво пробормотал Кребиус. – Возможно, вы правы. Нынче дети быстро взрослеют».
«Кстати, – встрепенулся Эйкен, – у Кэрол нет сестер? Или двоюродной сестры, похожей на нее?»
«Нет. Никаких сестер у нее нет».
Эйкен решил закончить разговор и поднялся на ноги: «Не буду больше отнимать у вас время, доктор. Но, если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с Кэрол».
Сначала Кребиус уставился на него так, словно собирался отказать, но в конце концов пожал плечами и крякнул: «Не возражаю. Но ей нельзя выходить из больницы. Она под моей опекой».
«Благодарю вас», – Эйкен вышел из кабинета и вернулся в приемную.
Как раз в этот момент туда же зашел с улицы Мартинон. При виде Эйкена его лицо вытянулось.
«Привет, Эйкен! Что ты тут делаешь?»
«Я мог бы задать тебе тот же самый вопрос».
«Я пришел сюда по делам».
«Я тоже, – Эйкен повернулся к медсестре. – Я хотел бы поговорить с Кэрол Бэннистер. Доктор Кребиус разрешил мне навестить ее».
«Я ее вызову. Вы можете подождать в регистратуре».
«Спасибо!» – Эйкен кивнул Мартинону и перешел в соседнюю комнату, находившуюся напротив кабинета Кребиуса.
Мартинон проводил его взглядом, повернулся и зашел в кабинет Кребиуса, не постучавшись.
Эйкен ждал, сидя на краешке софы; его ладони вспотели. Он страшно нервничал – и поэтому злился на себя. Кто к нему придет? Кэрол Бэннистер? Или Василиса? Может быть, он просто чего-то не понял, ошибся и свалял дурака? Тянулись минуты; Эйкен просто не мог больше сидеть в неподвижности. Он поднялся на ноги и стал расхаживать по комнате. Дверь была открыта, и он заметил, что Мартинон вышел в приемную в сопровождении доктора Кребиуса. Мартинон побледнел, его глаза блестели. Кребиус выглядел рассерженным. Они прошествовали по коридору, не говоря ни слова, и скрылись в соседнем помещении с надписью «Лаборатория» на двери.
Коридор опустел. Эйкен вернулся на софу и заставил себя терпеливо ждать.
В дверном проеме появилась медсестра. Она деловито спросила: «Господин Эйкен?»