«Лиль, это для тебя» – я услышала только одну мысль, внезапно промелькнувшую в голове. Я остановилась перед заветной дверью. Эта мысль… Это я сказала себе? Или это был Мишель? Моя рука поднялась сама собой, чтобы постучать… Чтобы мне открыли. Открыл он, тот, кто выбрал это место для… меня? Или для нас двоих? Эта безумная мысль… У меня пересохло во рту. Он пришёл проводить меня на поезд. Не для того ли, чтобы убедиться, что я поеду туда, где он сможет быть со мной, вдали от всех? Где мы сможем быть вдвоём, только здесь… «А какой ты видишь выход для нас двоих из этой ситуации?» – вспомнила я его слова на перроне. Ведь это был единственный выход. Гумберт и Лолита. Нет, при чём тут они… У нас всё было иначе.
Перед тем, как я вошла в вагон, Мишель открыл мой рюкзак, висевший у меня за спиной, и положил что-то во внутренний карман со словами: «Тебе это очень пригодится, когда приедешь». Я только сейчас вспомнила об этом. Нащупав что-то мягкое, я вытащила из рюкзака чёрный бархатный мешочек, стянутый шнурком. В нём был ключ, очевидно, от той двери, перед которой я стояла уже несколько минут, и мне до сих пор не пришло в голову, что я понятия не имела, как я попаду внутрь. Не иначе как Алиса, которая ждала записки «открой меня». Кроме ключа, в мешочке больше ничего не было. Я вложила ключ в замочную скважину и, повернув его два раза, почувствовала, что дверь потянулась ко мне.
Откатив чемодан в сторону, я вытащила ключ, открыла дверь и осторожно вошла внутрь.
VIII
Я вдохнула воздух французского дома, и мою грудь наполнило ощущение пустоты. Не было запахов, особенно тех, к которым я так привыкла. Парфюм Мишеля, запах маминых духов, свежеприготовленного обеда. Словно здесь никто никогда не жил. Наверное, эту квартиру сдавали на протяжении нескольких лет и она так и не впитала в себя душу и мысли своих постояльцев. Ни одной фотографии или хотя бы картины, которая бы выдала предпочтения временных хозяев.
Просторная студия. Угловой кухонный гарнитур светло-коричневого цвета, странный выбор. Микроволновка, двухкомфорочная электропанель, красный чайник, раковина… Окно, за которым грелся на солнце тот самый железный орнамент, который привлёк моё внимание с улицы. Слева от окна небольшой диванчик молочного цвета без подлокотников, судя по всему трансформирующийся в кровать при необходимости. «Надеюсь, я смогу его разложить», – подумала я. Возле дивана стоял торшерчик с красным абажуром, который словно тянулся вверх, но всё равно не был выше даже спинки дивана. Он вполне мог сойти за настольную лампу, но длина ножки была несуразна и для лампы, и для торшера. Тёмно-коричневый пол, наверное, паркет. Я никогда не была сильна в таких вещах. К правой стене был вплотную придвинут стол на двух железных ножках, к полу переходящих в подобие перевёрнутых костылей с картин Дали. Два деревянных стула с высокой спинкой стояли немного неровно, словно кто-то только что вышел из-за стола, – пожалуй, это было единственным, что свидетельствовало о дыхании жизни в этом ансамбле мебели.
Я закрыла дверь и заметила в углу чёрный зонт-трость. Предметы, о важности которых я никогда не задумывалась, пока всё это было дома, в России. Но теперь, когда в моём чемодане были только личные вещи – одежда, обувь, предметы туалета – зонт и чайник радовали меня, словно подарки на Новый год. Я присела на стул и расстегнула обувь. Босые ноги коснулись прохладного пола, вызвав у меня вздох наслаждения. Я закрыла глаза и улыбнулась. Путешествие заканчивалось. Начинались приключения.
Приняв душ, я наспех осмотрела содержимое шкафчиков кухни: там было всё необходимое для жизни – тарелки разного калибра, кастрюли, пара сковородок, столовые приборы, кружки, даже по пачке соли и сахара. Меня несказанно порадовала мультиварка в нижнем шкафчике, которую, очевидно, прятали, чтобы не загромождать столешницу. Там же была книжка рецептов на французском под эту самую мультиварку. Умереть от голода мне не грозило, уж нажать пару кнопочек по инструкции я сумею.
Во встроенном шкафу-купе возле дивана я обнаружила два комплекта постельного белья, два пледа и утюг. А на подоконнике лежал лист бумаги с полезными адресами и номерами телефонов: прачечной, ближайших супермаркетов, информация по транспорту, карта парижского метрополитена, а внизу была приписана от руки фраза, которая привела меня в восторг. По понедельникам приходила Маргарет, она следила за порядком в квартире. Тут же был номер её сотового. Теперь у меня была «живая душа», которой я могла задать интересующие меня вопросы по поводу квартиры, Парижа, да о чём угодно. Итак, мне нужно было прожить полвоскресенья и часть понедельника до её прихода. Опустошив рюкзак, я с удовольствием надела его на плечи и вышла во двор.
Несколько кварталов до супермаркета ED, одного из самых дешёвых в Париже. Бескаблучные сандалии были куда комфортнее босоножек. Я шла по улице и начинала узнавать здания, где пару лет назад мы гуляли вместе с Мишелем и мамой. Как жаль, что я не помнила совершенно ничего из той моей первой поездки в Париж, когда Мишель заменил нам отца. Я много раз думала об этой истории, но у меня не было желания что-то менять. Теперь же у меня возникла мысль, что если бы Игорь Вавилов не исчез в тот день, я бы сейчас не была в Париже, не думала бы о том, что скоро мог приехать мужчина, без которого я не представляла своей жизни. Несомненно, всё было бы иначе. Я думала, что могу встретить отца в Париже, ведь мы так и не узнали о его дальнейшей судьбе, но не думала, что это может что-то изменить. Теперь уже не могло. Мы не знали друг друга и уже никогда не могли бы узнать.
Когда я подошла к вывеске супермаркета ED, меня постигло разочарование. В воскресенье он не работал. Я поняла, что начать жизнь в Париже с экономии у меня не получится. Я спросила у прохожего, где ещё есть супермаркет, на что он ответил, что сегодня работает только супермаркет Monoprix, который был гораздо дальше, чем ED. Противнее всего было то, что теперь рядом не было Мишеля, который бы вынес переполненные пакеты из супермаркета, щёлкнул багажником машины и домчал бы нас до дома. Я почувствовала, что начинаю нервничать. Нужно было срочно перекусить, пока у меня не начался очередной приступ паники, как в Москве.
Ближе всего оказалось Кафе де Флор, совсем некстати с его потрясающей историей и поражающим воображение списком тех знаменитостей, которые когда-то наслаждались омлетом из свежих яиц в этом месте. Сартр, Пикассо, Хемингуэй, Камю. Мне сейчас было совершенно на это наплевать, да и доказывало это только одно: все знаменитости – такие же обычные люди, которые наверняка так же нервничают, испытывая голод, как и я. В воскресенье даже здесь было полно народа. Я замешкалась, пытаясь высмотреть свободное место где-нибудь в уголке, чтобы проскочить туда и получить в руки заветное меню. Тут я заметила, что одна пара лет сорока – да, всё по той же моей классификации – шепталась, глядя в мою сторону. Когда я поймала их взгляд, женщина улыбнулась, кивнула мне и махнула рукой, словно приглашая подойти.
Я сделала пару неуверенных шагов в их сторону, всё ещё сомневаясь, что правильно поняла жест, и в тот же момент ко мне подошёл официант и извиняющейся улыбкой дал мне понять, что, к сожалению, все столики заняты. В тот же момент женщина окликнула его и сказала, что я могу присоединиться к их скромной компании. Официант, с полной уверенностью, что я их знакомая, извинился уже вербально и тут же проводил меня до столика и вручил меню. Я решила, что парижане прониклись взглядом моих голодных глаз, а сами уже собирались уходить, поэтому с головой уткнулась в меню, предварительно объявив «мерси». Я пробежалась глазами по меню с приятным ощущением того, что мой внутренний голос читает мне французские названия блюд, которые уже поэтому казались вдвое вкуснее, а воображение рисовало картины желанные и умиротворяющие. Я решила, что закажу первые строчки каждого из трёх разделов: зелёный салат, сэндвич, наиболее сытный из всех закусок, и глясе Рив Гош с карамелью, шоколадом и клубничным пюре. «Конечно, это обойдётся мне в целое состояние, но почему бы не отметить мой первый самостоятельный день в Париже».